Сто лет восхождения

В тот вечер они говорили о многом; фотоснимки с результатами веером разлеглись на столе. И теперь все, даже такой оптимист, как Игорь Евгеньевич Тамм, соглашались с Арцимовичем: по-видимому, нейтроны в пинчах — это, увы, не термояд. И создан, вероятно, не термоядерный реактор, а микроускоритель. А нейтроны, скорее всего, не результат ядерных превращений, а следствие неустойчивости плазменного столба.

Игорь Евгеньевич резко собрал со стола разбросанные фотоснимки, сложив их, продолжая разговор. Теперь уже ясно, что цель не достигнута. И сколько на это понадобится времени, не знает никто. Многие уже понимают, что проблема грандиозна и потребует всей жизни каждого из присутствующих. Сколько кому отмерено еще природой мыслить, действовать — вот о чем, по-видимому, думают они,— сколько успеют пройти) по этой дороге? Уж очень хочется быть победителем, увидеть все своими глазами.

Тамм ребром колоды из фотоснимков постукивает по поверхности стола и уверенно бросает:

— Проблема термоядерного синтеза будет решена лет этак через пятнадцать. Да, что-нибудь году в шестьдесят девятом — семидесятом. Не раньше...

— Позже! — откликается Арцимович.— Лет на пять позже, Игорь Евгеньевич. Накоплен исследовательский потенциал. Другие возможности будут у техники. И все равно лет двадцать уйдет на это.

Леонтович сложил руки на груди, пластичным жестом отставил ладонь с неизменно дымящейся сигаретой в длинных чутких пальцах, блеснув быстрым взглядом над стеклами очков в тонкой металлической оправе, кратко бросает:

— Через тридцать лет.

Так думали они в начале пути, когда были сделаны лишь первые шаги. Что же на самом деле ждет их впереди? Какие сюрпризы и парадоксы готовит им плазма? И никто из троих, сидящих в кабинете Арцимовича, не знал, что в своих прогнозах они ошиблись все. Но это могло показать только время.

А время бежало, как всегда, и вот уже апрель 1956-го.

Увесистые якоря с тяжелым вздохом ударили в водную грудь вместительной бухты. За кормой крейсера «Орджоникидзе» затих пенистый след от винтов. И на мачте корабля Военно-Морского Флота СССР согласно традициям мореходов взвился вымпел Великобритании: синее поле, перечеркнутое красными крестами с белой каймой поперек и по диагонали. Правительственная делегация Советского Союза прибыла в Англию.

С верхней палубы вместе с другими членами делегации Курчатов смотрел на незнакомый ландшафт, на толпы людей, усыпавших берег бухты, на старинные постройки — свидетели разных эпох истории.

В сознании одних Англия сочеталась с романами Диккенса и Голсуорси. У других она олицетворялась с коварством Черчилля и руинами Ковентри. Для Игоря Васильевича Курчатова в первую очередь это была страна Резерфорда. Отсюда была отправлена во все крупнейшие лаборатории мира знаменитая телеграмма Чедвика об открытии им нейтронов.

До начала второй мировой войны физики работали в разных лабораториях мира, но были едины в своем поиске. В стремлении овладеть энергией атома они объединялись в удивительное братство, которым гордились, традиции которого поддерживали. Война оборвала эти интернациональные связи, а атомные бомбы, сброшенные в Японии, превратили их в пепел. И неужели навсегда их науке суждено быть только инструментом в руках политиков?

Да, Игорю Васильевичу пришлось потратить много сил, чтобы подготовить президиум Академии к мысли: достижения советских ученых в области атомных исследований должны стать достоянием мира. Это будет проявлением не слабости, а силы советской науки.

Доклад, который Курчатов вез в Англию, состоял из двух частей. Одна — о достижениях атомной энергетики, о тех, теперь уже ближайших, перспективах, которые скоро примут зримые, вещественные черты новых электростанций и первого в мире атомного ледокола. Вторую часть доклада он отводил проблемам управляемого термоядерного синтеза. Штурм закончился не так, как ожидали теоретики. И советские исследователи сейчас перестраиваются, переходят к планомерной осаде плазмы. Но все равно, уже есть достижения, есть результаты.