Сто лет восхождения

Противоположные мнения раскололи аудиторию. Разгорелись страсти. Головину уже основательно влетело от деликатнейшего Михаила Александровича Леонтовича. Нет, руководитель теоретиков не был столь темпераментным в высказываниях, как Тамм. И речь его казалась спокойной, размеренной. Но внутренний накал ее был очень силен.

Мнения присутствующих на том совещании явно разошлись. Одно было утешительным для Головина: первый заместитель председателя Главного управления по использованию атомной энергии Д. В. Ефремов безоговорочно стал на сторону тех, кто высказался за создание «Огры» и «Токамака». Все-таки заряд спонтанного, взрывчатого выступления Игоря Николаевича не пропал даром. Вызов скептикам брошен. Теперь надо запастись терпением и ждать, как развернутся события дальше, уже в иных сферах, а пока исподволь делать свое дело.

Через несколько дней Головин и Явлинский выехали в Ленинград. Там, в одном из научно-исследовательских институтов, где разрабатывалась электрофизическая аппаратура, их уже ждали. Дмитрий Васильевич Ефремов не только на словах был за новые установки. Он дал ленинградским конструкторам указание немедленно приступить к проектированию «Огры» и «Токамака».

И снова купе «Красной стрелы». Снова мелькают за занавесками тусклые огни пригородных станций. Только теперь Головин и Явлинский могут подвести итог своей поездки в Ленинград. Работы по проектированию новых установок начали неумолимо раскручиваться. Неумолимо, но медленно.

Что ж, поездку в Ленинград можно считать удачной. Но все же какой-то червячок неудовлетворенности точит их. Что-то не так... Явлинский находит точное определение: «Нет напора. Нет мобильности. Сделают все в срок. Но с Бородой дело бы рванулось вперед».

И оба надолго замолкают. Ушли, раздвинулись вагонные стены. И видит Головин не сероватый холст на спинке дивана напротив, а отдаленную аллею в институтском парке.

По ней медленно, но настойчиво движется рослый бородатый человек. Где-то он подобрал сучковатую палку. Она длинна, выше роста человека. Но зато может при случае выдержать тяжесть массивного тела. С ее помощью человек учится заново ходить. Ладонь уже отполировала сук, как многотрудный посох паломника. Да это и есть посох, с которым Курчатов упорно, настойчиво возвращается в жизнь.

— Рисуй! — повелительно говорит Курчатов и подвигает Головину увесистый блокнот, заключенный в серую обложку с тиснением «Д. Неру. Биография». Добрая треть страниц в нем уже заполнена размашистым почерком Игоря Васильевича.

И Головин чертит схему будущей «Огры». Сосуд для плазмы, который скорее можно сравнить с тоннелем, закупоренным с двух концов магнитными пробками — усиленными магнитными полями. Специальный ускоритель, из которого частицы, получив необходимую, строго заданную скорость, будут как бы впрыскиваться в эту закупоренную камеру. Там, испытав многократное отражение от магнитных зеркал, частицы распадутся, превратившись в высокотемпературную плазму.

Идея, высказанная А. М. Будкером, оформилась конструктивно, превратилась в принципиальную схему громадной установки во время болезни Курчатова. Но много ли ему необходимо данных, чтобы мгновенно оценить сделанное и принять решение? Курчатов рассматривает далекий от совершенства чертеж и снова повелительно бросает:

— Так! Пиши основные параметры...

Первый снег уже лежит на разлапистых ветвях сосен, которые окружили «хижину лесника».

Из окна комнаты хорошо видно, как с этих белоснежных шапок очередной порыв ветра сдувает хлопья снега.

Курчатов приветливо смотрит на Головина. Затем говорит:

— Значит, конструкторы уже рассчитали и чертят? Молодец Ефремов, сразу заставил работать. Когда собираетесь начать опыты?

Головин начинает рассказывать о сроках. Ему кажется, что для создания большой установки они весьма приемлемы. Даже, пожалуй, несколько сжаты.

— К лету будет закончен проект. За год заводы изготовят оборудование. К этому времени закончится строительство здания. Опыты начнем в конце пятьдесят девятого.

— Не годится! Не согласен!

Со странным чувством обиды и удовлетворения слушает Головин эти слова Курчатова. С обидой, потому что по «Огре» сделано им уже предельно много. Под неослабным контролем держит он работу конструкторов. И очевидно, надоел им бесконечными визитами в Ленинград.

Потом под такой же жесткий контроль и опеку возьмет работу заводов-изготовителей.

Но с другой стороны, раз так резко бушует Курчатов, значит, все встало на место. И вернулись силы, энергия, напор.

Курчатов решительно набирает номер Ефремова:

— Дмитрий Васильевич! Привет! «Огру» строите?

Головин вслушивается в эти привычные интонации курчатовского голоса, в памяти всплывает недавний разговор с Явлинским в купе «Красной стрелы».

Вот он, тот мощный заряд, который любому делу придаст немалое ускорение.

— У меня тут Головин, — говорит по телефону Курчатов. — Они хотят «Огру» закончить в конце пятьдесят девятого! Что? Не согласен! Мы с вами строили фазотрон? Труднее было? Строили полтора года. «Огра» проще. Дадим Головину полгода на все. Привет!