Сто лет восхождения

Все верно, такая глава в их статье просто необходима. Но имел ли он право навязать Курчатову, да и всем остальным участникам эксперимента, свою волю, лишив их вполне заслуженного авторства на бесспорное открытие? Да только ли их? Ведь над исследованиями по ядру в Физтехе уже собираются тучи. И пальма первенства хотя бы в одном из значительных открытий на мировом уровне, ох как пригодилась бы Абраму Федоровичу Иоффе в объяснениях с различными комиссиями. Мировое признание — солидный аргумент в таких спорах. Но его, увы, теперь не будет. И виноват в этом он, «адвокат дьявола». Когда несколько лет назад академик Иоффе в Наркомтяжпроме излагал свои взгляды на проблему ядра, всё слушали его с интересом. Директор Физтеха умел подать товар лицом. Атомные исследования в институте были более чем в эмбриональном состоянии и ассигнований особых не требовали, штатных единиц тем более. Но теперь все переменилось. Ядерщики утвердились не только в лабораториях, но и в штатном расписании многоликого хозяйства академика Иоффе, и в рабочих планах. И хотя авторитет директора Физтеха высок не только в академических кругах, но и наркоматовских, там все же вправе спросить: может быть, ядром пока что целесообразно заняться одному из институтов Академии наук? Проблема-то отнюдь не прикладная.

А вскоре в Сосновке появился Сергей Иванович Вавилов, директор ФИАНа. Он осматривал хитроумные приборы, с интересом знакомился с результатами измерений в экспериментах. Иногда спорил, ссылаясь на то, что наблюдал у Ферми, Жолио-Кюри и других зарубежных исследователей ядра. Сергей Иванович недавно совершил поездку по крупнейшим физическим центрам Европы. На совещании в кабинете директора Сергей Иванович поделился с физтеховцами своими соображениями. А по сути дела, деликатно «сделал предложение».

Да, он, Вавилов, — оптик. Может быть, поэтому и видит проблему ядра как бы со стороны. А проблема эта, как гигантский водоворот, с каждым днем затягивает в себя все большее количество умов, средств, сил. Кто только не занимается атомной проблемой. И в Радиевом институте, и в Физтехе, и в Харькове. При создании ФИАНа он учел такое смещение центра физических исследований к атому и организовал соответствующую лабораторию во главе с Ильей Франком.

Уровень ядерных исследований в Физтехе почти такой же, как в ведущих зарубежных лабораториях. Но, по сути дела, и здесь повторяют эксперименты европейских коллег. То же происходит и в других институтах страны. Нужен единый центр атомных исследований. И желательно не в наркоматовском институте, а в академическом. Проблема-то еще пока чисто научная. Для этого вполне подойдет ФИАН.

Абрам Федорович Иоффе, казалось, невозмутимо молчал, как всегда расстегнув пуговицы на жилете. Он был неплохим психологом, папа Иоффе. Пусть говорит молодежь. Ей ведь работать, ей и решать.

В тягостном молчании, сгустившемся в кабинете директора Физтеха, нерешительно прозвучал голос Скобельцына: «Я подумаю...»

И сразу же последовала категоричная реплика Алиханова: «Ни в коем случае! Мы здесь начинали свои работы, здесь и будем продолжать». Арцимович был еще конкретнее: «Подыскивать себе нового руководителя не собираюсь».

Курчатов согласно кивнул головой. Иоффе вновь застегнул пуговицы жилета. Усы по-прежнему топорщились, скрывая промелькнувшую довольную улыбку. Совещание окончилось.

Потом гость и Абрам Федорович сидели в глубоких креслах и говорили о постороннем. Сергей Иванович рассказывал о недавней поездке в Германию и Италию, которая была его первой юношеской любовью. Недаром еще подростком, учеником коммерческого училища, не зная классической латыни, выучил итальянский язык.

Сейчас Вавилов рассказывал о двух фашистских странах. В Италии слишком много портретов дуче, патрули чернорубашечников несут службу на улицах Вечного города. Но все это чем-то похоже на оперетту. А вот в Германии...

Сергей Иванович вспомнил, как в конце восемнадцатого они с физиком Ильиным пробирались с фронта в Москву. Немцы стремительно продвигались вперед, занимая целые губернии. Один из неприятельских отрядов захватил в плен и их с Ильиным. На допросе офицер строго спросил:

— Кто такие? Куда следуете? Ваши намерения?

— Мы физики. Пробираемся в Москву. Война надоела до смерти. Собираемся заняться научной работой, — на чистом немецком ответил Вавилов.

— Какое совпадение! Я ведь тоже физик. Вы учились у профессора Лебедева? Это великий ум, господа. А что вы скажете об идеях Планка? О фотонной теории света?

Допрос превратился в научную дискуссию. А ночью русские физики сбежали от своего немецкого коллеги.

И вот сейчас, увидев молодчиков из штурмовых отрядов, ощутив на себе безжалостное излучение их глаз, Сергей Иванович заметил:

— Уж от этих бы не ушли. Волкодавы...