Так сам с собой разговаривал вслух Ферми в лабораторной комнате, торопливо занося на клочок бумаги показания самодельного счетчика, который был хоть и надежен, но несовершенен. Нейтронная пушка легко могла повлиять на показания прибора, исказить чистоту эксперимента. А Ферми уж если брался за дело, то терпеть не мог малейшей неточности. Только объективная, многократно выверенная истина. Пусть для этого придется и побегать. Тем более что коридоры в этом старинном здании широки и прямы.
Образцы, добытые Сегре, облучали нейтронной пушкой в одном крыле физического факультета. А затем кто-нибудь из исследователей хватал облученную мишень и стремительно несся в другой конец здания. Там стоял счетчик Гейгера. Зачастую, чтобы внести разнообразие в монотонную, чисто механическую работу, они облучали сразу два различных вещества. И тогда по прямому, как стрела, коридору, неслись взапуски двое. Нередко одним из них был сам Энрико Ферми.
И все же эксперимент по своему упорству, методичности, целенаправленности очень был похож на столь любимые Ферми восхождения к вершинам, когда упрямая горная тропа вьется меж скал, оставляя позади и стволы замшелых деревьев с обнаженными дождевыми потоками корневищами, и густой, тягучий запах медовых трав на альпийских лугах, и обнаженность, резкость разломов пород, не устоявших в своей каменной целостности под лучами солнца и беспощадностью холодных горных ветров. Так методично, последовательно шла команда Ферми от одного вещества, обозначенного в таблице Менделеева, к другому. И вот последний известный тогда — уран с атомным числом 92.
Они начали его бомбардировку нейтронами, и уже первые результаты показали, что при этом получается не один радиоактивный продукт, как это было с другими веществами, а два. И вот этот второй никак нельзя отнести ни к каким известным, уже изученным веществам. Сначала Ферми чисто теоретически нашел местечко новому элементу. А уж затем химический анализ подтвердил: да, физики имеют дело с новым элементом с атомным числом 93. В природе он не существует, поскольку нестоек. Но вот сейчас получен, есть, наблюдаем.
Ферми всегда интересовала только научная истина, и он отнюдь не был искушен в законах «паблисити», как стали тогда говорить в Европе. Он вместе с сотрудниками написал отчет, который и был отправлен в «Ричерка шентифика». Этим и ограничились.
Но декан Корбино, хоть и считался средним физиком, был отменным политиком. Он предвосхитил тот тип ученого-организатора, который спустя два десятилетия прочно занял место в науке. На очередной сессии Академии, которую почтил своим присутствием сам король Италии, Корбино произнес блистательную речь о работах молодых исследователей Римского университета, об элементе 93, воздал должное скромности и осторожности «его превосходительства» Энрико Ферми, еще не заявившего официально о своем открытии, и завершил оптимистично: «По этим успешным опытам, за которыми я слежу ежедневно, я полагаю себя вправе заключить, что этот элемент уже получен».
Король, а вместе с ним и зал слушали сенатора Корбино затаив дыхание. Затем в игру вступили другие силы, оттерев науку на задний план. На следующий день пресса фашистской Италии завопила о «подлинно небывалом расцвете наук при фашистском строе». Вспомнили о былом величии Рима, провели параллели между эпохой давно минувшей и нынешней. Не обошлось и без казуса. Одна из газет договорилась до того, будто Ферми лично преподнес королеве флакон с новым элементом.
Взбешенный Ферми был вынужден послать обращение в газеты: «Главная цель наших исследований заключается не в том, чтобы получить новый элемент, а в том, чтобы изучить явление в целом...»
Да, было обидно. Еще бы, держать идею, как Иванушка-дурачок Жар-птицу, за хвост и упустить. Но кто же мог подумать, что теоретик с устоявшейся репутацией вдруг рискнет и превратится в экспериментатора. Мало того, почти молниеносно Ферми подхватит мысль Лейпунского о нейтронах, высказанную, в общем-то, только еще как гипотезу. Гипотезы в физике ядра теперь превращаются в реальность быстро.
Курчатов, первым пробежав статью об опытах Ферми, пришел и молча положил журнал на стол Алиханова. И также молча смотрел, как, тесно сдвинув головы, читают обитатели лаборатории сообщение из Рима.
— Надо действовать! — голос Абрама, обращенный к Курчатову, прозвучал, как всегда, предельно собранно.