На выборах в Академию баллотировались Курчатов и Алиханов. Абрам прошел без сучка, без задоринки. Изучение космических лучей как направление в физике уже устоялось. А Курчатова забаллотировали. Что же вызвало такой протест?
Арцимовичу вспомнилось, как весной прошлого года в институте получили «Натюр виссеншафтен» со статьей Гана и Штрассмана и «Нейчур» с сообщением Мейтнер и Фриша. Вот тут-то и закипели страсти!
Здесь, в Ленинграде, в свою очередь, пережили все то, что довелось испытать и Ферми, и Ирэн, и Фредерику Жолио-Кюри, и всем тем, кто шел по их стопам. Смотреть и не видеть... Видеть и не понять... Если можно сказать, что есть классический пример подлинной драмы идей, то это история с открытием деления урана.
Внеочередное заседание «Ядерного семинара». К этому времени он собирал уже многих, увлеченных темой. И неизменно на его заседаниях бывали и коллеги из Химфизики. И Семенов, и Харитон, и Зельдович.
Курчатов высказал предположение, что при бомбардировке урана нейтронами возникают не только крупные осколки, но и свободные нейтроны.
Харитон и Зельдович тут же развили его мысль: свободные нейтроны будут захвачены соседними ядрами, и реакция станет нарастать лавиной, то есть по принципу цепной реакции. А это взрыв!
Впоследствии, утвердившись в этом понимании процесса, Курчатов неоднократно, в том числе и с академической трибуны, повторял: «Цепь возможна и жизненна».
Но многие из корифеев принимали это заявление скептически. И чем чаще Курчатов повторял это, тем более нарастал скептицизм. Это уже по законам человеческой психологии. Трудно, ох как трудно в мыслях пересесть сразу же из извозчичьей пролетки на самолет.
Черные шары Курчатову нанесли удар им всем. Одно дело, когда лидер исследований уже член-корреспондент Академии, а другое — всего лишь доктор наук. Для постройки того же циклотрона (штаб-то по возведению возглавил Курчатов) новое, более солидное звание делу не помешало бы.
Во дворе тихо. Поздний вечер. И чего-то словно не хватает. За последние месяцы они все свыклись с шумом стройки во дворе Физтеха. К ругани каменщиков, к шуму лебедок, к басовитому урчанию бетономешалки, к перестуку мастерков о ребристые края кирпичей, к протяжному, извечному, натруженному выдоху такелажников: «Эй, ухнем!», затаскивающих на канатах оборудование в проем широких дверей.
Возведены уже стены, монтируют под крышей подъемный кран. Скоро на главном пульте начнут монтаж измерительной аппаратуры. Да, немало денег съел циклотрон. Но уже никому не придет в голову обвинить их в транжирстве народных денег. Поэтому и написали они с Артемом: «В физике атомного ядра энергетический баланс процесса измеряется обычно миллионами вольт. Такое изменение масштабов потребовало создания новых методов ускорения частиц и новых принципов получения высокого напряжения».
Кое-кто еще вспомнит великого Фарадея, совершавшего значительные открытия с помощью сургуча и стеклянной палочки. Но иные времена, иные песни. Пять лет назад Арцимович сам с волнением впервые взял в руки стеклянную трубочку со смесью бериллия и радона — примитивную нейтронную пушку. Пять лет, а чувство такое, словно они прошли путь от примитивной пращи до современного артиллерийского орудия.
Арцимович вспомнил о недавней поездке на Всесоюзное совещание. В центре внимания участников была теория сил, действующих между частицами, из которых состоит ядро. Об этом говорили и И. Е. Тамм, и Л. Д. Ландау, и И. В. Курчатов.
Кое-кто из маститых в первых рядах иронически улыбался. Ну что ж, ирония, недоверие тоже непременные компоненты научного поиска. Поэтому и закончить их с Артемом статью следует дипломатично: «Сейчас еще нельзя сказать с полной достоверностью, можно ли создать такой лавинный процесс, от осуществления которого зависит возможность технического использования энергии, выделяющейся при делении ядер.
(Вы видите, мы сами еще в поиске. Сами берем многое под сомнение...)
Опыты, которые ныне ведутся в этом направлении, должны в ближайшее время дать ответ на этот вопрос».
Да, в научном поиске о конкретных сроках говорить не следует. Это не мощный грузовик или огромный карусельный станок.
И все же нужно сказать здесь нечто такое, что даст наглядное представление, какие возможности несет овладение энергией ядра.
«Отметим пока, что распад 1 т урана в результате ядерного деления может дать энергию, большую той, которую производит Днепрогэс за 1 000 дней круглосуточной работы на полную мощность».
Явлинский закончил втуз и уже четыре года — главный конструктор ХЭМЗа. Он крутится как белка в колесе. То разработка, то доводка новой машины. То новый заказ. Срочный, важный. Испытания, споры с директором и стычки с главным инженером, нелегкие дипломатические переговоры в Москве.