Сто лет восхождения

Только сейчас, в минуты вынужденного безделья и томительного ожидания, Арцимович вдруг обратил внимание: как же пустынно и мрачно-голо на этом каменистом, равнодушном и беспредельном плато. Может быть, в этом была повинна погода, со шквалистыми ветрами, внезапными короткими грозами, беспрестанно гнавшими над полигоном низкие тучи.

Аскетичные сборные домики, наспех поставленные саперами, заполненные неприхотливой казарменной мебелью: койки, столы, тумбочки. И «город», призрачный, хаотичный, словно перенесенный на это ровное, как стол, каменистое плато со страниц фантастических романов. «Город», где сосредоточились в последние дни усилия всех, кто участвовал в этом деле, странный «город», даже не с рождения, а с замысла обреченный на гибель. Все это чем-то напоминало безалаберную площадку киностудии, где на малом пятачке могут соседствовать средневековый рыцарский замок и охотничья избушка на таежной заимке.

Но хлипкие кинопостройки должны все же ожить освещенными окнами. Хоть раз, по замыслу режиссера, в их стенах перед объективом кинокамеры разгорится жизнь человеческого очага: со страданиями и радостью, благородством и подлостью, грустью и смехом. «Городу» же на плато с домами добротной кирпичной кладки и избами, срубленными из толстых таежных бревен, не было суждено услышать плач ребенка или ревнивой перебранки супругов.

С наступлением сумерек отдельные окна загорались ярким светом лампочек-переносок. Но это тоже было еще одно свидетельство, подтверждающее неотвратимую, запрограммированную обреченность «города». Там шла установка регистрирующей аппаратуры, хитроумных датчиков, способных донести до людей, которые укроются за десятки километров, все подробности гибели этих стен в атомном смерче.

Лобастые туши новеньких танков и самоходок, даже не освобожденные от заводской смазки, стояли тут же рядом в строго рассчитанном порядке, понятном лишь специалистам по взрывной волне, радиации, температурным режимам. Извилистые щели наспех отрытых ячеек и траншей, окопы полного профиля соседствовали с землянками в несколько непробиваемых накатов, бетонированными блиндажами и бункерами, увенчанными бронированными колпаками. Все это полудугой опоясывало «город», способный выдержать не один жестокий штурм. Но и этим сооружениям тоже не было суждено послужить когда-нибудь укрытием для людей. Лишь клетки с подопытными кроликами соседствовали в них с пулеметами и автоматами, которые никогда не будут вести огонь. Над всем этим сосредоточием боевой техники и разностильных построек, над щелями траншей и амбразурами бетонных дотов возвышалась подобно высоковольтной опоре тридцатиметровая вышка из стальных конструкций. Сюда, к ее подножию, специальный тягач должен был доставить то, что вобрало в себя труд тысяч людей.

За четыре года, которые прошли со времени Потсдамской конференции, многое переменилось. После взрыва в Хиросиме и Нагасаки цена миру стала иной. Мир стал зависеть от ученых, и они вынуждены были принять на себя эту немыслимую ношу.

Ребристые, четко обозначившиеся на влажной земле следы от колес специального тягача, доставившего к вышке первую советскую атомную бомбу, словно подводили черту под целым периодом жизни советских ученых.

Сейчас эти два параллельных рубчатых следа от тягача, впечатанных в напитанную влагой землю, отсекали, переводя в разряд исторических событий, все предшествующее этому дню и часу.

Тягач доставил их детище к подножию стальной башни. Затем его подняли, собрали на площадке, вставили «сердце» — взрывной механизм, подсоединили к кабелю, протянутому к командному бункеру. И Курчатов достал шнур со специальным ключом от бронированной круглой крышки, запиравшей главную кнопку — кнопку взрыва.

Погода все еще оставалась мерзкой, с резкими порывами ветра, с молниями, которые, казалось, нарочно могли ударить по стальной конструкции башни, по уже подготовленной к взрыву бомбе со сложной системой датчиков и приборов, уже включенных, принявших напряжение на всем многокилометровом пространстве полигона. Члены госкомиссии собрались в бункере. Металлический голос в репродукторе бесстрастно и раздельно вел убывающий отсчет времени.

До срока «Ч» оставалось всего несколько минут. Арцимович неотрывно следил за Курчатовым. Неторопливо, размеренно, может быть, слишком неторопливо Игорь Васильевич взял шнур со спецключом. И под равнодушный отсчет времени вставил его в гнездо. Металлического звука, с которым отошла бронированная крышка, почти никто не услышал. Все затопил гулкий, бесстрастный голос, отсчитывающий последнюю минуту. Кнопка взрыва была свободной. Курчатов машинально погладил бороду. Десять... девять... три... одна... ноль! Курчатов нажал главную кнопку полигона.