Потом, когда были подписаны все документы, отзвучали торжественные речи, кинокомедию прокрутили еще раз уже тем, кто принимал объект. Все это были люди занятые сверх меры, работали, как тогда было принято, до глубокой ночи, в кино в Москве явно не ходили и с удовольствием посмотрели веселый фильм. Тогда же кто-то из гостей и назвал мимоходом новый, только что принятый объект Клошмерлем.
На следующий день спецпоезд с членами госкомиссии отбыл в столицу. А шутливое название прочно приклеилось к этой географической точке.
И вот знакомый пейзаж за окнами вагонов. Маленький разъезд, окруженный рослым лесом. Обилие товарных составов на путях. И широкая дорога-просека, уходящая куда-то в глубь леса, к одному из объектов атомной промышленности. Спецпоезд прибыл в Клошмерль.
Конечно, летали сюда и самолеты. Но Курчатову категорически не рекомендовано было пользоваться авиацией.
Совещание с теоретиками, о котором говорили они с Головиным в канун Нового, 1951 года, решено было провести здесь. Вопрос один, но кардинальный. Он определит их деятельность на годы вперед: термоядерный синтез.
Уютные комфортабельные коттеджи, редкой цепью рассыпавшись между вековых сосен, окружали подступы к объекту. Заседали же в зале для совещаний, вход в который преграждал огромный бильярдный стол в холле.
Игорь Евгеньевич Тамм в это здание приходил первым, а в зал для заседаний входил последним. Не мог Игорь Евгеньевич миновать бильярд, чтобы с азартом, со страстью не разбить пирамидку и не сгонять хоть одну партию. Только Курчатову удавалось в такие минуты оторвать ведущего теоретика от зеленого сукна. Он появлялся в проеме стеклянной двери, огромный, бородатый. Несколько секунд с завистью смотрел на Тамма, азартно прицеливающегося кием в шар-верняк, и затем произносил неизменное: «Игорь Евгеньевич, не пора ли сделать перерыв на работу?» Тамм с сожалением ставил кий в стойку и направлялся в зал.
Сейчас в зале заседаний находились немногие, но в основном те, кого он знал не первый десяток лет. Здесь были Харитон и Зельдович из Химфизики, подключившиеся к исследованиям физтеховцев еще в далеком тридцать девятом, сумевшие рассчитать параметры необходимых условий для цепной реакции деления урана. Были теоретики из ФИАНа во главе с неутомимым Таммом.
Были, разумеется, и свои: Арцимович и Головин. Лев Андреевич — уже член-корреспондент Академии наук — в последние годы работал с мощными электроустановками, с плазмой, газовыми разрядами, занимался измерительной аппаратурой, разделением изотопов. Сейчас возглавлял отдел.
Головин начинал свою деятельность в лаборатории номер два в отделе у Арцимовича и одновременно уже три года являлся заместителем Курчатова. Но лаборатория номер два давно превратилась в мощный исследовательский комплекс, административные обязанности все разрастались. Для научной работы времени у Головина оставалось мало. Но Головин загорелся идеей, которой им здесь предстояло вынести своеобразный приговор.
Арцимович воспринял работу теоретиков пока весьма настороженно. Он-то отдавал себе отчет, как сложно работать с плазмой даже в эксперименте. Получить плазму можно, нагрев газ до очень высоких температур, изменив тем самым внутриатомные связи. Состояние это неустойчивое, частицы стремятся возвратиться к изначальному равновесию. Чтобы удержать их длительное время в неестественном положении, нужна тепловая энергия огромной мощности, примерно двадцать тысяч градусов. А чтобы в плазме началась термоядерная реакция, необходима температура в десятки миллионов градусов. О том, что такая реакция началась, свидетельствуют нейтроны, которые вылетают из плазмы, и их можно обнаружить специальными приборами.
Арцимович заметил одному из старых общих друзей но Физтеху: «Опять Курчатов замыслил добыть жемчуг со дна морского. Только кто на этот раз окажется ныряльщиком?»
Арцимович понимал, что к термояду его отдел сегодня стоит ближе всех. Недавно, когда речь зашла об МТР, Арцимович прямолинейно заявил, что задача в целом видится ему сугубо технической, а не научной.
Проходит еще два дня. И общее мнение наконец-то объединяет всех, таких разноплановых по характерам, интересам в науке, участников совещания. Решено поддержать идею термоядерного синтеза как одно из перспективных направлений. Но даже начальные эксперименты требуют солидных капиталовложений. Решено войти в правительство с письмом по этому поводу. За каждым пунктом пока лишь приблизительного проекта письма стоит объемная проблема, не только научная, но и производственная.
Курчатов в борьбе за право заниматься проблемами ядра в тридцатые годы прошел хорошую организационную выучку у академика Иоффе. «Совет по термоядерному синтезу» — это звучит весьма убедительно. Решено, что возглавит его Курчатов. На первом, стартовом, этапе понадобятся авторитет, вес, которыми Игорь Васильевич обладает отныне не только в кругах ученых, но и среди руководящих деятелей страны. Арцимович возглавит всю экспериментальную часть исследований. Вопросами же теории займется Михаил Александрович Леонтович.