Сто моих мужей. Часть первая

Мои первые воспоминания о себе связаны с маминой работой. Видимо не всегда получалось оставить меня с няней. Я помню магазин со стороны продавца. Размыто, неотчётливо, обрывками. Помню, как спала на ящиках, на маминой плюшевой куртке в подсобке. Рисовала что-то химическим карандашом на разрезанной на квадратики обёрточной бумаге. Играла резиновой куклой, которая пострадала всё от того же химического карандаша, смыть следы которого было невозможно. Помню, как плакала навзрыд, что кукла испорчена. Геннадию не нравилась работа Альбины по выходным, не устраивало то, что работала она с раннего утра до позднего вечера. Он уговорил её перейти на завод ученицей сверловщицы. Зарплата, мол, приличная, работа с восьми часов до семнадцати. Суббота, воскресенье – выходные. Уговорам мужа Альбина поддалась и ушла на завод, на котором, проработала более 20 лет. Получила звание ударника коммунистического труда, медаль «Ветеран труда», фотография бессменно висела на доске почёта, и даже в местной газете была статья, посвященная ей «Лучший термист завода». Мама была большой аккуратисткой. Нас с юных лет приучала к порядку и чистоте. А ещё была у мамы такая особенность, объяснение которой я не нахожу. В каком- то определённом возрасте я вдруг поняла, что мама очень плохо одевается. Всё чистенькое, отутюженное, но очень- очень скромное. Я стеснялась её внешнего вида. Мне всё было понятно, что семья большая, что трое детей- дочерей, муж, приносящий больше хлопот, чем помощи семье. Но у нас в посёлке трое детей было нормой. И родители, большей частью, так же были работниками завода. Но женщины всегда носили модные недорогие платьица, пальто. Делали аккуратные стрижки, причёски. А моя мама могла ходить в рабочем халате и после работы. Как будто кому- то что- то хотела доказать. Чем хуже- тем лучше. Такое пренебрежительное отношение к своей внешности было у неё не всегда. Об этом говорили красивые платья из китайского шёлка, льна, которые хранились в дальних уголках комода. С годами платья стали тесными для её располневшей фигуры, а новые были невзрачными, мешковатыми. Став взрослой, на все праздники я старалась дарить маме, что- нибудь из одежды. Но редко видела эти вещи на ней.

Очень часто какие- то мимолётные звуки, запахи возвращают меня в счастливые моменты детства. Вот я просыпаюсь в своей постели, сестры уже нет рядом, слышу весёлый марш и задорным голосом диктора: «Доброе утро, дорогие товарищи, с добрым весенним утром. Начинаем нашу воскресную передачу «С добрым утром»» звучит из радиоприёмника. И музыка такая радостная. Аж дух захватывает от счастья. Я слышу по голосу, что диктор улыбается. И запах из кухни доносится манящий и вкусный. Пару раз подпрыгнув на пружинах постели, я несусь на кухню, сестра Наташка сидит на высоком стульчике у стола и старательно что- то кушает. Её я почти не вижу. На фоне окна стоит папа в светлой майке, густые волосы зачёсаны наверх. Он что- то смешное рассказывает маме. Она сидит за столом. Освещённая солнцем, коса закручена на затылке, в светлом домашнем платье. Смеётся. Гена был хорошим рассказчиком. Я не понимаю, над чем они смеются, но заражаюсь их весельем и начинаю бегать по кухне и хохотать. Папа ловит меня, ставит на табурет перед умывальником. Вручает в руку шётку с зубной пастой. Я всё ещё смеюсь и с трудом справляюсь с чисткой зубов, папина рука умывает мою мордаху, вытирает полотенцем. Папа подхватывает меня и переносит на стул у стола. Начинается чудесный счастливый день.

Иногда запах мыла, воды возвращают меня в минуты, когда мама устраивала банный день. Я сижу в цинковой ванне. Кухня нагрета истопленной печкой. Я пытаюсь растянуться в маленькой посудине, брызгаю на печь. Капли шипят и тут же высыхают. Папы рядом нет. Видимо на охоте или рыбалке. У мамы хорошее настроение. Она поливает мою голову из ковша и намыливает её. Я зажмуриваюсь изо всех сил и закрываю глаза ладонями. Мамины руки аккуратно споласкивают мои волосы и отжимают их, затем мама намыленной вихоткой трёт меня. Просит встать и споласкивает тёплой водой. Мне не хочется выбираться из ванной. Мама накидывает на меня пахнувшее чистотой полотенце и, подхватив, переносит на стул. Вытирает меня. Я млею от касаний маминых рук и не хочу, что бы это блаженство закончилось. Чем взрослее я становилась, тем меньше и меньше меня касались мамины руки.