Сто моих мужей. Часть первая

Была у неё и очень грустная история первой любви. Парня, ухаживающего за ней с юных лет, звали Валентин. Надо отметить, что имя его тоже было необычным для того времени и места. Жил он вдвоём с матерью в маленьком доме. Очень скромно и тихо. Мама работала секретарём в сельсовете. Гибель мужа на фронте Великой Отечественной войны сильно подорвала её здоровье. В четырнадцать лет Валентин остался сиротой. Родственники с Сахалина забрали его в свою семью. Года три длилась его трогательная переписка с Альбиной. В это самое время Геннадий, местный хулиган и забияка заприметил скромную симпатичную Альбину. Проходу не давал, колотил всех, кто появлялся рядом с ней в радиусе ста метров. Парнем то он был видным, его напор заставил дрогнуть сердце красавицы. В восемнадцать лет мама проводила его в армию и ждала три года. Служил Гена на Камчатке, но и в Армии сладу с ним не было. Не любил он, видите ли, подчиняться. После трёх лет службы, как сам признаётся, треть просидел на «губе», гауптвахте. Такое сокровище и досталось Альбине, не оставив шанса для выбора. Когда у меня началась история с Андреем, мама показала мне стопочку писем от Валентина, которую она хранила много лет в мешочке с нитками мулине, наборами игл, пяльцами для вышивания. Видимо, прятала от Геннадия. Обнаружить их здесь папа, конечно же не смог бы. Кого может заинтересовать мешочек для рукоделий? Теперь эта переписка храниться у меня. Рука не поднимается избавиться от того, что так берегла мама. Переписка с Сахалином прекратилась после женитьбы Альбины и Гены. После школы Аля закончила торговое училище и начала работать продавцом.

Сельмаг, в котором работала моя юная мама после окончания кооперативного училища, помню в мельчайших подробностях. Меня, конечно же, в ту пору не было даже в мыслях. Просто тот магазинчик долгое время служил жителям деревни. И я, в уже сознательном детстве, не раз бывала там. Магазином являлся небольшой деревянный дом с высоким крыльцом. Два довольно узких окна закрывались на ставни с тяжёлыми металлическими засовами. У входа в помещение стояла печь. Высокий деревянный прилавок отделял небольшое помещение для покупателей и место где работал торговый работник. За спиной продавца, снизу до верху, были устроены деревянные полки с разным товаром. Между полками был небольшой дверной проём в миниатюрную по размерам комнатушку, где продавец мог передохнуть, переодеться, помыть руки. В магазине стоял запах обёрточной бумаги, новой ткани и земляничного мыла.

Вернусь ко времени, когда мои родители решили уехать из деревни в посёлок. Оловянная, куда перебрались Геннадий с Альбиной была административным центром  Оловяннинского

района. Проживало в посёлке около шести тысяч человек. Населённый пункт находился в котловине между сопок в излучине реки Онон. Мой родной посёлок живёт по сей день, но мало что сегодня напоминает о том, что было там раньше. Когда мои родители переехали туда, Онон был полноводной рекой, по которой ходили баржи и паромы. Название «Оловянная» связано с месторождением олова, обнаруженного здесь в конце девятнадцатого века.  К моменту приезда моих родителей о том, что в этом районе, было добыто первое русское олово, напоминало только название. Зато для рыбалки было раздолье. В реке Онон  водились щуки, таймень, карась, сом, сазан.  Извилистый, быстрый, местами порожистый Онон всегда наводил на меня страх. И я, прожив до восемнадцати лет у реки, так и не научилась плавать. Через Оловянную проходила Забайкальская железная дорога. На территории посёлка ещё в пору моего отрочества было много предприятий: завод подъемно-транспортного оборудования, известковый завод, предприятия пищевой промышленности. Мои же родители были свидетелями времени, когда посёлок был растущим и развивающимся. 90-е годы прошлого столетия сильно отразились на жизни Оловянной: многие предприятия были закрыты.

По приезду в районный центр, молодожёны сняли угол у одинокой женщины. Геннадий устроился на завод Подъёмно- транспортного оборудования, слесарем. Руки его, надо признаться не особо были приспособлены к чему либо, кроме охоты и рыбалки. Роль пролетария его всегда тяготила. В нём всегда жил и рвался на свободу вольный казак. Но для любимой Аллочки, он готов был работать день и ночь, не покладая рук. К всеобщему удивлению, Гена первые годы был отличным семьянином. Он помогал маме во всех домашних делах: и погладит, и постирает и еду приготовит вкусную и сытную, и с детьми управится, лучше любой женщины.

Мой папа называл маму с юности Аллочка. И с 14 лет на руке его осталась на всю жизни наколка «Алла+ Гена» в виде кривого круга. Видимо рука «мастера» дрогнула в какой- то момент. С годами наколка расплылась и местами потерялась в складках жилистых морщинистых рук. Но слово «Алла…» с годами стало, хоть и не чётким в очертании, но очень ярким. Руки отца, какими грубыми их не пыталась сделать жизнь, были очень правильными, выразительными и красивыми. Сигарету он всегда держал двумя пальцами указательным и большим, и мизинцем стряхивал пепел.