Читаем Сто моих мужей. Часть первая полностью

Ложку каким- то особенным образом держал почти за самый край и быстро, но аккуратно подносил ко рту. Ловко орудовал ножом и вилкой, которую держал сверху. Как только приходилось иметь дело с ручкой для письма, руки становились неуклюжими, непослушными. И ручка или карандаш казались инородными предметами в этих красивых грубых руках. Но подшивая валенки на зиму, тонкая дратва и крючок делали движение тех же рук ювелирными, точными, аккуратными.

Подготовка к охотничьему сезону, превращалась в священнодействие, в котором с ясной отчётливостью вновь вспоминаются папины руки. Вот из распластанного на табурете старого валенка, ловким ударом по металлической штуковине, руки отца набивают плотно друг к другу кружочки. Потом одним хлопком о поверхность табурета, пыжи выпадают из отверстий, и в правой руке остаётся ажурное дырчатое полотно, которое часто использовался, как половичок перед входной дверью. Той же металлической штуковиной, папа вырубал пыжи из картона. Затем из коробок вынимались патроны разных цветов, выстраивались на столе в ровный ряд, как солдатики. Вдруг откуда- то бралось изящество в руках! Двумя пальцами придерживая маленькую мерную ёмкость, напоминающую кукольную кружечку для чаепития, папа наполнял её дробью. Дробь была мелкой и крупной, хранилась в холщёвых мешочках с оттисками номеров. Порох набирался из специальной жестяной баночки. После установки капсюлей в дне гильзы специальным приборчиком, руки отца выверенным движениями отмеривали мерной ёмкостью порох, всыпали его в гильзу. За тем вставлялись пыжи и уплотнялись пестиком. После этого, той же мерной кружечкой, отмерялась дробь и отправлялась точным движением в гильзу. Содержимоё гильзы покрывалось сверху картонным пыжом. А с помощью конуса, подкручивались кромки, чтобы содержимое полученного патрона, осталось в гильзе. Мне с детства было известно, что цвет патрона определял номер картечи (дроби), которая в него заложена. Когда, наконец, патроны были готовы, руки Геннадия Пантелеймоновича, расправляли и поглаживали свёрнутый кожаный патронташ- сумку для хранения патронов, с отдельными ячейками для каждого патрона, которую носят на поясе или на груди, чтобы удобно было быстро извлечь снаряды.

С большой тщательностью и удовольствием, в задуманном порядке цветные «солдатики» занимали свои места в ячейках. Потом папа одевал на себя довольно увесистое снаряжение и долго осматривал, перекладывал и поправлял патроны и закрывал клапан сумки на застёжку. Застёжка была в виде металлического кружочка на короткой ножке, на который натягивался клапан с отверстием. Закончив снаряжение, патронташ занимал своё место на крючке за дверью. Вдруг уставшие от «ювелирной работы» папины руки укладывали спешно всё оставшееся в чемодан, огромный, обитый рыжим дермантином, углы которого защищались от истирания металлическими уголками. Охотничьи припасы всегда были заперты на замок. После щелчка замка на чемодане, запах пороха, войлока и металла ещё долго витал по квартире. Я называла его «охотничий запах». Папины охотничьи хлопоты всегда сулили спокойные, безмятежные выходные. Папа – в тайге, мы с мамой – дома. Оттого я очень любила этот запах. Лес от посёлка был достаточно далеко. На расстоянии двадцати километров. Лес был смешанный, переходящий в тайгу. В лесу, по воспоминаниям дедушек- бабушек, водились медведи, изюбри, дикие кабаны. Почти всегда с охоты отец возвращался с добычей, которую очень вкусно умел готовить. Хотя расходов, по причитаниям мамы, было не соизмеримо больше. Но лишить такого удовольствия мужа, мама ни разу не решилась. Даже в самые трудные, в материальном плане, периоды.

Альбина по приезду в Оловянную устроилась в РайПО продавцом. Она с удовольствие вспоминала, как продавала мороженное в ларьке железнодорожного парка. Запах мороженного, веселье, музыка. Не работа- сказка! Как добросовестную работницу, Альбину вскоре перевели на должность продавца в продуктовый магазин. Через два года на свет появилась первая дочь, Лена. То есть – я. В возрасте одного года маме и папе пришлось искать нянек для своего первенца, потому что Альбине нужно было выходить на работу. В роли моих нянек были все мои дяди, которые приезжали из деревни и жили с моими родителями. Все они обучались в местном училище на водителей, трактористов, механизаторов. Со стороны мамы и папы братьев было предостаточно. Сестричек, подходящих по возрасту для нянь, не оказалось. Так что, с года от роду, я пошла по мужским рукам. Няньками мои дядьки оказались некудышными. Однажды, по причине их недосмотра, ребёнок вывалился из кроватки и сильно повредил себе нос и губы. Операция. Больницы. Бессонные ночи. Пришлось пересматривать бюджет и нанимать няню.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное