Сто одна причина моей ненависти

Не дошагав по коридору метров пяти до Галкиного кабинета, Людмила притормозила, поскольку дверь с табличкой «Дантист Трофимова Г. В.» начала приоткрываться. Из-за створки показалась Галкина фигура. Врачебная униформа, состоящая из бело-бирюзового пиджачка и бирюзовых брюк, сидела на ней как влитая.

С наклеенной дежурной полуулыбкой Галина Валерьевна скользнула взглядом по замершей в отдалении Людмиле и обратила взор на ряд кресел вдоль коридорной стены, ближнее из которых занимал корпулентный дядечка, беспокойно сдергивающий с носа очки в стильной оправе и вновь нацепляющий их. «Семен Леопольдович», – завела она речь, но так и не продолжила, медленно повернувшись к странной посетительнице в очень знакомой куртке и почему-то в тельняшке под ней. Их взгляды встретились.

Что угодно ожидала увидеть Людка в глазах сестры, но только не ужас.

«Я могу войти?» – с нервным облегчением спросил дядечка, прервав немую сцену, которую он, впрочем, не заметил. «Да-да, Семен Леопольдович, конечно», – уверила дорогого пациента Галина и, повысив голос, произнесла внутрь кабинета: «Наташ, предложи господину Кошкину минералки. Мне нужно на минуту отлучиться». И двинулась по коридору в противоположном от Людки направлении, легким кивком головы указав, чтобы та шла следом.

Людмила пошла, ничего не понимая. Такой встречи она не ожидала. Ну ладно, скоро во всем разберемся.

Галина вывела их в тупиковый холл возле лестничной клетки, совершенно не парадный, по стенам которого имелось несколько невзрачных дверей, одна из них с надписью: «Для персонала». Повернув ключ в замке, Галка ее распахнула, пропустила вперед Людмилу, вошла сама, закрыв дверь на замок. Повернулась к сестре. И выкрикнула шепотом, схватив за плечо: «Они живы?»

– Кто, – без интонации спросила Людмила, поведя плечом и отцепляя своей рукой Галкину руку.

– Так. Значит, родители живы, – начала успокаиваться Галина. – Просто этот подонок тебя выгнал. Или побил? Где он? Я с ним разберусь. Без помощников. У меня еще два пациента на сегодня, а потом разберусь. И почему я была такой дурой и не прикончила его полтора года назад?

– Потому что за это тюрьма, – оборвала ее кипение в адрес, надо полагать, милейшего Чеслава Людмила и добавила: – Не переживай, Гал, я разобралась сама. Штангу не забросила? Сколько тягаешь?

Она уважительно провела кончиками пальцев по литым бицепсам сестры. Хотя не в бицепсах дело. Когда они учились в школе – Людка во втором, а Галка в седьмом, – отсутствие бицепсов не помешало старшей отмутузить нескольких мальчишек-шестиклассников, которые повадились вымогать деньги у младшей, а второклассники и третьеклассники, специализирующиеся на подножках и тычках, Людку Миколину вообще обходили по большой дуге, вежливо здороваясь.

Людка никогда рохлей не была и со временем тоже научилась бесстрашно отвешивать тумаки – главное, чтобы бесстрашно отвешивать, не думая о последствиях, – однако силовые приемы не были ее коньком. В школе не были и сейчас не являются. Она предпочитала действовать иначе – по-женски, но без истерики, отчего выходило значительно больнее.

С чувством легкого конфуза – совершенно для данных обстоятельств неуместного, но, впрочем, содержащего изрядную примесь самодовольства – ей припомнились костюмы от Бриони, принадлежавшие некогда Чеславику и обратившиеся в широкополосную лапшу, а также уродливая сквозная дыра в крыше «Ниссана», предмете особой гордости бывшего, оставленная пивной бутылкой, сброшенной с высоты двенадцатого этажа и наполненной… впрочем, какая разница – чем. Жидкостью бутылка была наполнена, для утяжеления и окончательного эффекта.

– Три захода по двадцать, – ответила Галка.

– Круто! А блины какие?

– Ну, какие, какие… Обычные блины… Десятикилограммовые. Сейчас спросишь, сколько навешиваю?

– Сколько навешиваешь?

Галка хмыкнула:

– Немного. К стольнику только подползаю. Но подонку слащавому рыло начищу легко. С превеликим удовольствием. Потому что если бы ты разобралась сама – как заявляешь, то не прибежала бы ко мне в таком виде. Вообще не прибежала бы.

– Потому что дура? – грустно улыбнувшись, спросила Людмила.

– Нет. Потому что я дура. Я старшая, я должна была это все перетерпеть, а не доводить ситуацию до беды. А это беда настоящая – все, что между нами произошло.

– Что перетерпеть, Галя? О чем ты?!

Галина прошла к банкетке – в комнате было мало мебели, только шкаф для одежды, стол, несколько стульев и банкетка. На столе – чайник, в углу – микроволновка прямо на холодильнике. Такая вот бытовка для ВИП-персонала ВИП-клиники. Ну и зеркало на створке шкафа.

Галка села. Сняла с головы шапочку, кинула на стоящий рядом стул. Людмила пристроилась рядом. На краешек пристроилась, даже как-то боком. Несмело толкнула сестру локтем в плечо. Говори, мол, объясняй.

Старшая, угнувшись к коленям и туго помассировав ладонями глаза, лоб, щеки, и растопыренными пятернями проведя с силой по волосам со лба к затылку, и круговым движением растерев зачем-то уши, наконец произнесла: