Сто оттенков неба

Ярко вспоминается картина произошедшего, а именно тот момент, когда я стоял у сгоревшей двери. Вспоминаю тот ужас, что испытал, пока не увидел ее живой и относительно здоровой. Даже не сразу замечаю, как крепко прижимаю Котенка к себе, как рука, что зарыта в ее волосах, дрожит.

- Я никогда не стану на тебя кричать, но не перестану переживать. И если ты вновь весь день не будешь отвечать на мои звонки и сообщения, я не обещаю, что мой тон будет ласковым.

Малышка удивленно вскидывает глаза, а я и не думаю с ней нежничать.

- Но, повторюсь, я на тебя не кричал. Не выпускай телефон из рук: я после сегодняшнего захочу получать подтверждения, что с тобой ничего не случилось, каждые полчаса, - строго заканчиваю. – Беспокойный я, крайне нервный, могу и зарычать.

- Я даже не хочу слышать, как ты тогда кричишь, - улыбается моя девочка сквозь слезы.

И я тону в ее хрустальном взгляде, вытирая с щек большим пальцем мокрые дорожки слез.

- На тебя никогда, - произношу как клятву.

В жизни все случается, и я понимаю, что давать такое обещание как минимум преждевременно, но, если Сашу это пугает, значит, придется умерить свой гонор в ее присутствии.

- На других это обещание не распространяется. Куплю тебе наушники, будешь вставлять по команде, - подмигиваю ей, а она начинает смеяться.

Обычно мне не приходится кричать, хватает взгляда и тона голоса. Ирина – единственная женщина, на которую я орал. Но в той ситуации я себя совсем не контролировал. Хорошо, что не убил ее.

- Давай поедим? Тебе когда уезжать? – Саша пытается говорить будничным тоном, но я вижу, что ей грустно и страшно. Страшно оставаться одной в квартире, которую сегодня пытались сжечь. Да и выломанная, обгоревшая дверь держится на соплях.

Я не представляю, как смогу уехать и оставить ее одну. Ладно, если поджог произошел по ошибке или неосторожности, но, а вдруг кто-то намерено пытается причинить ей вред?! Саша и не подозревает никого. Или подозревает? Могли ли это быть ее родственники, чтобы квартиру отжать? В этом дерьмовом мире уже ничему не приходится удивляться.

«Хоть камеры устанавливай!»

- Саша, утром я договорюсь, тебе поставят дверь и устранят последствия пожара, - отодвигаю ее от стола, забираю нож и сам нарезаю нам бутерброды.

Котенок достает пакет с холодильника, открывает и выкладывает конфеты в вазу.

Я не забыл о ее вопросе. Малышка делает вид, что все нормально, а я этим временем обдумываю, как мне лучше поступить.

- Котенок, давай ты поживешь пока у меня? – я не успеваю договорить, а Саша отрицательно мотает головой.

- Это не выход. Да и добираться долго.

- Саша, у меня на фирме сейчас проблемы, я не могу остаться.

Саша улыбается. Вижу, что понимает, а мне от этого еще хуже. Сгреб бы ее в охапку и с собой утащил.

«Как некстати эти проблемы! Оставил бы сейчас вместо себя Сергея. Кстати…»

Достаю телефон, не обращая внимания на позднее время, принимаюсь набирать своему заму, который до сих пор в Питере.

Первая трель заканчивается ничем. Я слушаю гудки второго набора. Пока безрезультатно. С третьей попытки мне удается разбудить Серегу.

- Да, Максим Юрьевич, - хрипло, сонно и недовольно звучит в трубку.

В другой ситуации я бы улыбнулся, но сейчас слишком напряжен.

- Сергей, записывай адрес, жду тебя через час.

- Максим Юрьевич, это проверка или развод? – все тем же голосом интересуется мой заместитель.

- Это приказ, Лобанов. И тебе лучше не опаздывать. Сейчас адрес скину.

Моя девочка смотрит удивленным взглядом, закусывает губу, а я хмурюсь еще больше, замечая темные тени у нее под глазами.

- Малышка, давай быстро ешь и ложись отдыхать, - на это мне только нежно улыбаются. В очередной раз подвисаю от ее открытой улыбки. - Мне позарез нужно быть сегодня в Москве. Не могу не поехать.

От того, что она все понимает, не легче. Такое чувство, словно предаю эту безграничную веру в меня.

- Я тебя провожу. Все равно не засну.

Шаг ко мне, еще один… Котенок поднимается на цыпочки, целует в край губы. Я боюсь пошевелиться и вспугнуть. Безумно интересно, что же будет дальше? А дальше… офигенно! Она сама меня целует!

Чайник, свистящий на плите, спасает Сашу от моего покушения на ее губы. На все ее тело! Хочу малышку. До боли хочу!

«Что же ты делаешь, Котенок?»

На кухне три стула. Вместо того, чтобы посадить ее подальше от себя, притягиваю к себе на колени. Дурею окончательно от этой близости. Могу вдыхать запах ее волос, наблюдать за трепетом ресниц, следить за сбивчивым дыханием, касаться кожи ее лица…

«Сначала накормить!» - отчетливо раздается в голове голос совести.

В здоровой руке Котенок держит кружку. Бессовестно пользуюсь положением, не позволяю ничего трогать больной рукой, сам подношу бутерброды к ее губам. Знаю, справилась бы малышка и без моей помощи, но не собираюсь лишать себя удовольствия. Удовольствия на грани сладостной боли, особенно, когда ее губы касаются моих пальцев. Или когда я вижу на расстоянии двух сантиметров, как она слизывает розовым язычком крошки с алых губ.