Сто оттенков неба

Я же понимаю, он бросил все дела и приехал. Глубокие морщины залегли между сурово сведенными бровями. Макс внимательно меня рассматривает. Во взгляде легко читается беспокойство. Не знаю, кто первым преодолевает разделяющее нас расстояние, наверное, оба.

Максим подхватывает и крепко прижимает к себе, вышибает из легких весь воздух. Мне не жалко. Ну и пусть, все равно он со вкусом дыма.

Я знаю, что теперь все будет хорошо. Страх отступает, как, впрочем, и боль в руке.

- Котенок, что случилось? – тихо спрашивает он не своим голосом, а я, уткнувшись ему в шею, реву.

Тут сразу все: и ужасный день, и ссора с ним, которая мне причинила столько боли, что лучше об этом не думать, и пожар…

Мои соленые слезы капают ему на шею, а я, глубже зарываясь носом в отворот куртки, не могу им надышаться. Ощущаю на себе его руки, которые сжимают так сильно, что наверняка останутся следы. Я отчетливо слышу, как бешено бьется его сердце. Это не мое так тревожно стучит. Мое выскакивает из груди от радости, что он рядом.

В комнате так и стоит тишина, никто не спешит ее нарушить. И я тоже не спешу говорить, хотя Максим задал мне вопрос.

- Что тут произошло? – угрожающе звучит его голос.

Я точно знаю, что этот тон адресован не мне. Ведь в это время Макс пытается нежно гладить мою голову, а я ощущаю, как дрожит его рука.

Взрослые тети и дяди поочерёдно отчитываются. Одним своим видом он дает понять, кто тут главный. Макс задает вопросы, а все остальные отвечают. Когда заходит речь о поджоге, мой мужчина напрягается, его руки сильнее сжимают меня в объятиях, словно я могу исчезнуть.

- Кто? – звучит одно слово, но в нем столько угрозы, что по мне проходит озноб.

- Мы пока не выяснили, - голос полицейского звучит так, словно он оправдывается.

- Саша, кто это мог сделать? – почти ласково обращается ко мне.

Удивительно, но даже голос не меняется от напряжения, а я ведь не десять килограммов вешу. Я продолжаю как обезьянка висеть на нем, а он не спешит меня опускать.

- Не представляю.

И я говорю правду: что бы ни произошло сегодня — это не мама.

- У нее на руке достаточно глубокий ожог. Мы предлагаем отвезти ее в больницу…

Не успел договорить врач, а я уже оказалась на полу.

- Покажи руку! - звучит как приказ.

Я замечаю, как темнеют его глаза, когда он смотрит на обожжённую ладонь. Будь я поджигателем, уже сейчас бы паковала вещи и пряталась в бункере. Таким я своего мужчину еще не видела. Но интуитивно понимаю, его стоит опасаться кому угодно, но не мне.

- Я сам ее отвезу, - обращается он к врачу.

- Хорошо, тогда мы на следующий вызов.

Максим договаривается с полицейскими, что они дождутся нас. Мне кажется, они просто не хотели с ним спорить. Даже я безоговорочно последовала на улицу, хотя идея намазать ладонь чудо-мазью и никуда не ехать не выходила из головы.

До больницы двадцать минут езды по пустым ночным улицам. И все это время мы молчим. Максим нервно курит, иногда посматривает на меня, а я не решаюсь нарушить хрупкую тишину. В голове десяток вопросов, но ни один так и не срывается с языка.

В больнице предложили госпитализацию, но я отказалась. Вскрытие волдыря – неприятная процедура, но терпимая. Обработав место ожога жирной, неприятно пахнущей массой, мне забинтовали руку. Теперь ежедневно придется ездить на перевязку. На прощание вкололи ужасно болючий укол. От того, чтобы не закричать в голос, остановило только присутствие Макса за дверью.

На обратном пути только раз мой мужчина нарушил тишину:

- Я в аптеку, куплю антибиотик.

Оставшееся время, что мы ехали, прошло в молчании. И это не та тишина, от которой чувствуешь себя уютно. Это та тишина, которая напрягает. Вот он рядом, смотрит на тебя, а мыслями где-то совсем далеко.

Мы заходим в лифт. Поднимаю на него глаза и не могу сдержать счастливой улыбки: он рядом! Двери не успевают закрыться, а я оказываюсь в объятиях любимого.

Макс ничего не говорит, крепко прижимает к себе и громко вдыхает запах моих волос. А я расстраиваюсь, ведь они наверняка пропахли дымом.

- Мы сейчас проводим полицейских из твоей квартиры и поговорим, - его голос, пусть даже в нем слышатся строгие нотки, меня успокаивает.

- Я есть хочу, - оправдываю негромкую, голодную реакцию своего желудка

- Я тоже, малышка! - уже выходя из лифта, произносит он. – Я сегодня целый день на одном кофе продержался.

Хорошо, что в холодильнике, а, точнее, на балконе полно продуктов.

23

Макс

Этот день однозначно войдет в тройку самых напряженных в моей жизни. Пока ехал в поезде, всю дорогу ломал голову, что же произошло? Где я, взрослый мужик, допустил промах? Мне пришло оповещение, что Саша в сети, но пока я думал, звонить или лучше без предупреждения заявиться к ней на порог, она вновь отключила телефон.

Все остальное вспоминать желания нет. Я и под гипнозом этот страх не выкурю из своего сознания. До сих пор руки дрожат! Кто бы мог подумать, что за те несколько часов с нашего последнего разговора Котенок чуть не погибла!