Сто поэтов начала столетия

Ну что за день двадцатое апреля?
Кружится снег.
И началась рабочая неделя.
И человек

Торчит, как пень, один на остановке,

другой бредет,
как тень его в развязанном кроссовке,
и снег идет.
‹…›
Я полчаса промерз на остановке.
О, если б там,
в рекламе, на билборде, на листовке,
гиппопотам

изобразил осмысленное что-то,

раздул ноздрю…
Ты мне сказал смотреть на бегемота,
и я смотрю.

Любопытно, что именно в этом стихотворении содержится фраза, давшая название сборнику Дозморова: Смотреть на бегемота. Вне контекста можно было бы подумать о ее значении что угодно, кроме действительно присутствующего. Наблюдение за бегемотом? Воспоминание о детском посещении зоопарка? Отсылка к мифологическим чудовищам? К тайным грехам, вызывающим муки совести? Нет, на самом деле – фраза означает всего лишь бессмысленное рассматривание изображения ни в чем не повинного гигантского млекопитающего на рекламном изображении во время затянувшегося ожидания на остановке общественного транспорта. Очень характерен и зачин стихотворения: давайте-ка напишем про сегодняшний день, про двадцатое апреля. А могли бы написать и про двадцать третье и про седьмое мая – успеем еще, всему свое размеренное и бессобытийное время.

Стихи случаются не во время побегов в широкошумные дубровы, они рождаются из непосредственного наблюдения окружающей обстановки, которая весьма часто располагает к тематике старого доброго производственного романа, освобожденного от фабулы и сведенного к рассуждениям героя-производственника.

Утром придешь на работу рано – в комнате никого,
сквозняк бумаги перелистывает на столах.
Отчего такая свобода внутри? Ниотчего.
Просто исчез, словно жара, старый-престарый страх.

Просто утром прошел одинокий отменный дождь.

Автосигнализации до сих пор кое-где пищат.
Всё слабее, впрочем, и скоро отступит дрожь
прохладных и влажных листьев, что на тополях дрожат.

Милые, все уже кончилось, теперь только солнце, свет

вас будет нежить, греть, баловать, охранять.
Заходят, ставят сушиться зонты, включают свет.
Начинают по телефону трещать, по клавиатуре стучать.

Нет, что вы, никто не говорит, что поэтическое зрение у Дозморова сведено к подобному ограниченному и однообразному кругозору человека монитора и клавиатуры, разнообразные дистанции между его усталым взглядом на мир и смыслом стихотворения, конечно, существуют, порою специально подчеркиваются:

В этом стихотворении умирают все, за исключением одного.
В первой строфе герой ставит чай, поджидает старость.
Старики, как известно, делятся на тех, у кого
времени много, и у кого почти не осталось.

У этого – завались. В юности все начиналось с

разговоров, дальше предполагался выбор.
Жизнь, шепчет он, мерзость и компромисс,
но и нам иногда выпадает «рыба».

В третьей строфе вдруг наступает зима,

а героя называют по имени – скажем, Женя.
Стих написан с утра, чтоб не сойти с ума,
беспокойным человеком, не лишенным воображения.

Это – автор. Времени у него в обрез.

Ему нужно, допустим, в химчистку и на прием к лору.
Настроение портят изжога и лишний вес,
и уролог вчера взял больно мазок на флору.

Автор бежит в химчистку, герой наливает чай,

не зная, что с ним случится, автор бранит погоду
и ныряет в метро «Парк культуры», я им говорю «прощай»
и иду к океану смотреть облака и воду.