Сто поэтов начала столетия

Свечи трепещут, свечи горят,
Сами молитву мою говорят.
То, что не вымолвит в сумерках мозг,
Выплачет тусклый тающий воск.
Зря ль фитилек кажет черный язык,
Он переводит на ангел-язык.
Что человек говорить не привык –
Скажет он лучше, вышепчет сам,
В луковке света мечась к небесам.

(«Зажигая свечу»)

Движение смыслов в рамках универсальной смысловой ситуации в лирике Шварц (с поправкой на неизбежный схематизм подобных конструкций) я бы рискнул описать так.

Шаг первый. Ситуация здешнего бытия (можно было бы сказать более прямо, хоть и более витиевато: здесь-бытия) изначально трагична, в том числе из-за избытка творческих сил, несводимых к жизненной прозе.

Шаг второй. Значит, необходимо сосредоточиться и приблизить усилие, способное преодолеть контуры привычного и конечного существования:

Посыльных можно в смерть послать
Вперед – с пожаром, наводненьем…

Шаг третий. Однако в преображенном идеальном бытии избыток сил и зренья также станет абсолютным, поэт окажется, по словам Шварц, в «преддверье безвещного рая» (буквальная цитата содержит трудную инверсию: «Пока о жизни не забудет // Безвещного в преддверье рая»).

Мне моя отдельность надоела.
Раствориться б шипучей таблеткой в воде!
Бросить нелепо-двуногое тело,
Быть везде и нигде.

Шаг четвертый. На этом фоне открывающейся мысленному взору развоплощенной, «безвещной» вечности более предпочтительным представляется все же то самое здесь-бытие, с которого все и начиналось. Только доминирующей теперь уже (с учетом осведомленности о бестелесности абсолютного бытия) окажется эмоция самоотречения, «воспитания чувств», снижения градуса самовыражения:

Для нежности больной звериной,
Для поступи ее тигриной
Нет смерти, старости, стыда.
Заклеить сердце бы как обруч,
Пускай не прыгает туда…

Елена Шварц – один из немногих современных поэтов, несмотря на все известные «превратности метода» в лирике последних десятилетий, продолжающих думать стихами, точнее говоря – стихотворениями. Разнообразные по тональности тексты Шварц выстраиваются в единый массив смыслов, содержащих несколько универсальных векторов порождения новых высказываний о мире. И в этом ясно видится гарантия подлинности и серьезности ее поэтического голоса.

Библиография

При черной свече // Новый мир. 2000. № 7.

Стихи // Звезда. 2000. № 8.

Дикопись последнего времени. СПб.: Пушкинский фонд, 2001. 88 с. (Автограф).

Из книги «Дикопись последнего времени» // Звезда. 2001. № 1.

Non dolet // Знамя. 2001. № 8.

Сочинения: в 2 т. СПб.: Пушкинский фонд, 2002.

Стихи // Звезда. 2002. № 6.

Из книги «Трость скорописца» // Звезда. 2003. № 12.

Кольцо Диоскуров // Знамя. 2003. № 6.

Невы пустые рукава // Новый мир. 2003. № 5.

Стихи этого года // Звезда. 2004. № 8.

Трость скорописца. СПб.: Пушкинский фонд, 2004. 104 c.

Сочельник на Авентине // Новый мир. 2005. № 7.

Китайская игрушка // Знамя. 2006. № 6.

Смотрю на горящий собор // Критическая масса. 2006. № 3.

Вино седьмого года. СПб.: Пушкинский фонд, 2007. 64 с.

Перелетная птица. СПб.: Пушкинский фонд, 2011. 56 с.

Аркадий Штыпель или «Дыханью моему пока хватает воздуху…»

Стихи Штыпеля повествовательны, сюжетны, в этом их слабость и сила. Стихотворения-рассказы заведомо понятны, доходчивы, эффектны, пригодны для устного чтения. Но рассказанная история неизбежно начинает преобладать над непосредственностью переживания, поэтому так привлекательны сравнительно нечастые для Штыпеля исключения, когда повествование отступает вглубь и обнажает эмоцию. Вот одно из таких исключений, в своей нетипичности весьма характерное:

Осенняя любовь двоих осенних
людей, их страхи, униженья…
Какой-то сквознячок прохватывает, в семьях
расшатывает отношенья;
какой-то ужас высыпает в сенях
полузимы; всем жаждется прощенья;
осенняя, двоих людей осенних
любовь, уже на грани отвращенья.