Сто страшных историй

Несмотря на малое количество кораблей, порт жил бурной жизнью. Мне приходилось то и дело посылать кобылу, фыркавшую от изобилия острых запахов, правее или левее. Мы огибали штабеля бочек, от которых несло квашеной рыбой, деревянных коробок, тюков ткани, мешков с рисом и плотно закрытых корзин с неведомым содержимым. Радуясь хорошей погоде, все это добро подтащили – и продолжали тащить! – ближе к причалам, чтобы завтра без промедления погрузить на борт. Хозяева грузов отлично знали заранее, где какое судно будет швартоваться.

Коренастые грузчики с поклажей сновали туда-сюда ордами деловитых муравьев. На меня и Широно с настоятелем на плечах они не обращали ни малейшего внимания. «Тоже нам невидаль! – говорил их вид. – Один несет мешок, другой монаха – обычное дело.»

Железную уверенность грузчиков в том, что всадник сам, если что, придержит лошадь, желая избежать столкновения, не поколебало бы даже личное опровержение будды Амиды. Я бранился сквозь зубы, когда очередной крепыш, груженый чудовищной ношей, бросался под копыта, даже не думая замедлить шаг или отклониться от своего маршрута хоть на пядь.

«Добрый Эбису» я распознал издалека. Он был куда больше других кораблей, оставшихся в порту. Не сравнить со скорлупкой, что в свое время переправляла меня через пролив на Хонсю! А тем более – с лодкой береговой стражи, доставившей нас на Остров Девяти Смертей. Широченный – хоть учебные поединки на палубе устраивай; двухмачтовый, с тремя надстройками. Две – так себе сарайчики, а третья – размером с наш дом, клянусь! Что там на фасаде? Ага, изображение улыбающегося бога с раскрытым веером в руке.

Ошибка исключалась.

Скучавший на носу матрос без особого рвения отправился звать капитана. Зато с самим капитаном – жилистым, словно скрученным из просмоленных канатов – задержек не возникло. Да, корабль идет на Эдзоти. Да, места для вас заказаны гонцом из Правительственного квартала. Плату за место вам назвали верную, еда входит в оплату. Отплываем в Час Овцы. Не опаздывайте, ждать не станем.

– Я посижу здесь, – вздохнул настоятель. – Для того, чтобы сдать лошадь в конюшню, не нужна помощь старого монаха.

Широно присел, позволяя старику встать на землю, и развязал полотенце.

– Я быстро, – заверил я. – Туда и обратно.

Конюшня находилась на другом конце порта. Сдав лошадь сонному конюху, я расписался где положено, поглядел, как конюх отцепляет бирку с номером от лошадиной сбруи и вешает на крючок – и отправился обратно.

Когда до «Доброго Эбису» оставалась сотня шагов, мне заступили дорогу.

Он шагнул наперерез из-за штабеля коробок. Высокий, хоть и пониже Широно, этот самурай напомнил мне Ивамото Камбуна. Не лицом или одеждой – хищной собранностью движений. Длиннополое кимоно из узорчатого шелка цвета палой листвы. Голова повязана красным выцветшим платком. За широким поясом – тяжелый боккэн[2] и веер. Левое плечо туго перетянуто окровавленным бинтом из льняной ткани, прямо поверх одежды.

Сразу видно: тот еще забияка!

Он хмурил кустистые брови. Взгляд его был устремлен мне за плечо. Уловка, чтобы я обернулся? Позволил застать себя врасплох?!

– Бывший человек, да? Тварь без лица?

Голос был сух, безучастен. Казалось, самурай беседует сам с собой, говорит о ком-то, кого рядом нет, кто ему безразличен. Но я знал, о ком речь.

– Спрятал мерзость под маской? Снимай!

В его голосе лязгнул металл. Привычен к приказам, понял я. Что еще? Гнев? Скорее намек на подступающий гнев. Да что он себе позволяет?! Разумеется, самурай не может знать, что Широно обладает лицом, пусть и своеобразным. Но Широно – мой слуга!

Я расправил плечи.

– Мое имя – Торюмон Рэйден! Я дознаватель службы Карпа-и-Дракона.

Самурай посмотрел на меня – так, словно впервые увидел.

– Это мой слуга. Он чем-то задел вас? Я накажу его.

– Прикажите ему снять маску.

– Маска ему положена по службе, – ответил я. – Он ее не снимет.

В душе закипала злость. Боюсь, я был способен на безрассудный поступок.

– Пусть покажет лицо. Ту дрянь, что у него вместо лица. Пусть покажет!

– Это невозможно.

– Почему еще?

– Это запрещено служебными уложениями.

– Служебные уложения? – самурай выглядел удивленным, словно впервые слышал подобное. – Что за глупости?! Это ваш слуга? Тогда вы вольны приказать ему что угодно! Велите ему снять маску.

– С какой это стати?

– Потому что я так хочу!

– А я не хочу.

– Вы не желаете проявить вежливость? Оказать пустячную услугу человеку благородного происхождения?

Кто бы говорил о вежливости! Мало того, что наглец, так у него еще и вороны в голове гнездо свили! В трезвом уме требовать подобное?!

Я потянул носом. Нет, саке от наглеца не пахло. Безумец? Это хуже, чем пьяный. Пьяный проспится, безумец – никогда. И вообще, лишившись разума, люди становятся крайне опасны. Мне ли не знать? Опасностью от самурая несло явственней, чем хмельным от записного пьяницы.

Но это ведь не повод терять лицо и праздновать труса?!

– По-вашему, правила вежливости допускают обращаться к незнакомцу с подобной просьбой? Подобным тоном? Даже не назвав себя?