Сто страшных историй

— Хорошо, согласен: хитобан можно лишить зрения, а также возможности находить дополнительное пропитание по запаху. Думаете, это решит проблему?

— Уверен. Есть, конечно, ничтожная вероятность...

— Я весь внимание, Сэки-сан.

— Допускаю, что лишенный зрения и обоняния хитобан отважится преодолеть водную преграду. Допускаю, что он может это сделать до того, как полностью лишится некоторых полезных чувств. Что, если он долетит до заставы? Рыбацкого поселка?

— Тиба может отважиться на подобное.

— Скорее всего, он ничего этим не добьется. Без зрения и обоняния голова не сможет, вернувшись, найти свое тело. Это будет полет в один конец.

— Голова отделяется от тела ночью. Ловкач вряд ли сумеет отыскать кого-то на берегу, напасть на него и спровоцировать собственное убийство, а значит, перерождение. Днем он мог бы ориентироваться по звукам, но не ночью, когда все спят. Однако некий шанс у него останется.

— Бывает, что и лист тонет, а камень плывет. Но я слыхал, что на острове Девяти Смертей, как это ни омерзительно, процветает людоедство?

— Ссыльные поедают умерших своей смертью. Вам лучше меня известно, что случится, если убить человека…

— Разве я сказал, что ссыльные-людоеды убьют хитобан?

— Прошу вас, Сэки-сан, поясните свою мысль! Я сгораю от любопытства!

— Если отрезать от Тибы кусочек, пока тело его беспомощно, а голова находится в отдалении — это ведь не убийство? Отрезать, зажарить, съесть. Рану прижечь, чтобы жертва не истекла кровью. Кусочек здесь, кусочек там. День, другой, третий...

Я слышал это во второй раз. Мог бы привыкнуть.

Не привык.

— Полагаете, это ослабит хитобан? И он при всем желании не сумеет преодолеть пролив?

— Полагаю, что так. Более того, полагаю, это сократит срок его естественного существования.

— Склонен с вами согласиться. Главное, чтобы людоеды не перестарались. Отрежут лишнего — и здравствуй, фуккацу!

— Уверен, они будут осторожны. Они, конечно, негодяи, но не самоубийцы.

— И снова соглашусь. Среди них найдется разумный человек, который предупредит остальных об опасности увлечься. Не найдется, так появится. А скромное поощрение добавит всем, кому надо, и рвения, и осторожности…

Когда чего-то сильно хочешь, можешь быть уверен, что не получишь желаемого. Всем сердцем я хотел, чтобы происходящее обернулось театром, как уже не раз случалось со мной. Тогда оно надело бы одежды притворства, как старуха-горбунья рядится в шелковое кимоно гейши. Сцена, занавес, декорации — так было бы легче.

Нет, никакого театра. А если это и был театр, то я не знал, как он называется.

— Остается возможность, что Тиба решится на отчаянную вылазку в первые же дни, до того, как ослабеет. Что, если эта вылазка увенчается для него успехом? Он наткнется на стражника или рыбака, который вышел на двор по нужде, и этот человек с перепугу убьет хитобан.

— Или ссыльные побоятся есть его плоть.

— Да, Сэки-сан. Но предусмотреть все никому не под силу?

— Никому, Хигаси-сан.

— Что ж, пусть даже у Ямаситы Тибы останется шанс. Если он сумеет им воспользоваться — значит, такова воля Бэнтэн. Но лично я сомневаюсь, что богиня удачи при всем ее великодушии станет благоволить подобному мерзавцу.

Приятная беседа подошла к концу. Я был всем сердцем благодарен господину Сэки за то, что способ избавиться от хитобан — незаконный, заметьте, способ! — он изложил инспектору от своего имени, ни словом не упомянув, от кого он его узнал.

Да, от меня. А вы как думали?

Когда я изложил ему все это, господин Сэки пришел в восторг. От похвал я краснел, бледнел, прятал взгляд и не знал, куда деваться. Выговорившись, начальство отправило посыльного к инспектору Куросаве.

Инспектор объявился без промедления.

Сам того не зная, Сэки Осаму восстановил нарушенную справедливость. Он изложил инспектору чужие соображения как свои, я перед этим сделал то же самое. Все, к чему только что приговорили Ловкача, придумала Ран.

«Никто не должен смеяться над моим мужем!»

Я присвоил заслугу жены. Я не мог поступить иначе. Господин Сэки не стал бы слушать советы женщины, я же понес бы наказание за длинный язык. Впрочем, когда ночью я стал просить у Ран прощения за неблаговидный поступок, который совершу утром, она вообще не поняла, что здесь требует извинений.

«Мне не нужна слава! — заявила она. — Если мои скромные усилия помогут моему мужу удостоиться благодарности на службе, я буду счастливейшей из жен!»

Торюмон Рэйден, подумал я. Да ты любимец судьбы!

— Благодарю, — инспектор встал, — за чай и занимательную беседу. Увы, долг зовет меня.

Встал и господин Сэки:

— Долг превыше всего! Не смею вас задерживать.

— Благополучия и удачи!

— Успешного исполнения всех замыслов!

Я покинул кабинет старшего дознавателя следом за инспектором. Начальство — чудо из чудес! — отпустило меня домой.

3

Вороний грай

Ворота были приоткрыты.