Сто страшных историй

— Ты молодец, — судя по виду Широно, он ждал от Карасу чего угодно, кроме похвалы. — Ты славно прятался. Я восхищен твоим мастерством. Это лишний раз подтверждает, кто ты на самом деле. Никогда бы не подумал, что ты заберешься в такую глушь! Я искал тебя где угодно, но Акаяма? Если бы не молва о слуге, которого передали от мертвого хозяина живому…

Он взмахнул веером. Порыв ветра растрепал мне волосы.

— Увидеть твое лицо? Опознать беглеца? Это стоило мне труда. Ты ловко избегал моих ловушек. И все же попался: там, на лодке. Я так и не понял: зачем ты снял маску?

— Мое имя Барудзироку Широно! Смотри на меня, негодяй!

Перебравшись на нос, Широно стоит в полный рост и грозит веером летучей голове. Он без маски. Странный огонь цвета старого серебра пылает на его плечах. Языки холодного пламени позволяют видеть все: красную кожу, длинный нос, глаза навыкате.

Крылья хлопают в черном киселе, крылья-паруса ловят ветер. Кажется, что Ловкач отрастил чудовищные крылья ненависти и злобы…

Крылья!

Вот чьи крылья хлопали над лодкой! Широно открыл свое лицо не только Ловкачу. Ямасита Тиба, ты испугался. Карасу-тэнгу, ты возликовал. Годы поисков подошли к концу. Ты возликовал, но не понял, зачем Широно пошел на опрометчивый риск. Спасать господина такой ценой — не в природе тэнгу.

Карасу ждал ответа. Широно молчал.

— Неважно, — наконец каркнул Карасу. Глаза его опасно заблестели. — Лети за мной, беглец. Ты еще способен летать? Я пытался купить твой веер, чтобы лишить тебя возможности удирать от меня по воздуху.

— Ты не знал, что это я, — бросил Широно. — У лавки с веерами ты еще не был уверен, что нашел меня.

— Да, — согласился ворон. — Возле лавки я еще не знал, что это и впрямь ты. Но я предусмотрителен. Если бы твой хозяин…

О небо! С каким презрением он это произнес!

— Если бы твой хозяин согласился на сделку, прельстившись деньгами, а ты бы ему не позволил, я бы решил, что ошибся. Что ты — другой тэнгу, развлекающийся игрой в слугу. Ни один тэнгу не отдаст свой веер. Сейчас, когда я опознал тебя, я рад, что ты при веере.

Приказ хлестнул кнутом:

— Летим!

Широно достал веер из-за пояса. Я был уверен, что он сейчас взлетит, повинуясь приказу, но Карасу в отличие от меня расценил жест Широно иначе. Ворон сложил свой собственный веер в пушистую дубинку, поднял ее над головой, как поднимают меч.

— Сопротивление? — удивился Карасу. — Немыслимая глупость!

Где-то я уже слышал подобное.

Не отвечая, Широно принял боевую стойку. Его веер потрескивал, мелькали колючие белые искры. Веер Карасу блестел, словно кусок угля. Соломенный плащ пришел в движение, превратился в рой рассерженных пчел. От сандалий Широно неслось гулкое цоканье, похожее на стук лошадиных копыт по булыжнику. Сам Широно при этом не сходил с места.

«Я не стану превращать тебя в живую статую, — прозвучал в памяти хриплый голос ворона. — Цени, это большое уважение.»

Я оценил.

Выхватив плеть, я хлестнул Карасу по коленям.

Да, знаю: истинный самурай сперва должен возгласить свое имя. Затем, дождавшись, когда противник тоже назовется, истинный самурай вступит с ним в честный поединок лицом к лицу. Но даже великий Минамото-но Ёсицунэ, ученик тэнгу, не гнушался прибегать к военной хитрости и бить врагов в спину, за что его всемерно восхваляли как образец доблести. Уж не знаю, тэнгу ли научили героя разить, не дожидаясь, пока враг обернется и представится, или герой освоил сию науку без чужой помощи — об этом в книге, которую еще в детстве подсунул мне святой Иссэн, не говорилось ни слова.

Уподоблюсь Ёсицунэ в его благородстве, решил я, а дальше будь что будет.

Расчет был на то, что плеть обовьется вокруг ног Карасу. Я дерну что есть сил, он споткнется, упадет лицом вперед, а там уж Широно разберется, что делать с утратившим равновесие вороном. Тэнгу можно убивать безнаказанно, но мне хватило ума не ставить невыполнимых задач, пытаясь лишить Карасу жизни. Хлещу, дергаю, он падает, вот и все. Расчет выглядел верным — ровно до того момента, как начал воплощаться в жизнь.

Плеть не обвилась, Карасу не упал.

С ленивой небрежностью он переступил с ноги на ногу, а может, подпрыгнул — я не разобрался, что же он сделал. Я лишь выяснил, что промахнулся. В следующее мгновение я уже лежал на земле, получив чудовищный пинок в живот, и корчился от боли, не в силах сделать вдох.

Спазмы рвали грудь на части.