Сто страшных историй

Кодзи вернулся бы вовремя, но его отправили убирать место наказаний. Очередь Кодзи наступала послезавтра, да вот беда: старик Сато опять маялся поясницей и лежал пластом. Удивительно, почему господин Симидзу благоволит к Сато? Кто другой уже давно выгнал бы вечно хворого бездельника со службы. Может, они родственники? Дальние? Нет, вряд ли…

Размышления о том, чем бедняк Сато может вызвать добрые чувства у начальника тюрьмы, скрасили Кодзи уборку. Он скребком сгреб в кучу песок, забрызганный кровью и успевший ссохнуться отвратительными комьями — обычное дело после порки и битья! Натаскал и насыпал свежего песка, отмыл столбы, к которым привязывали бичуемых, отмыл и дощатые лавки, на каких лежали те, кому по приговору достались палки. Да, палки! Весь этот бамбук Кодзи составил на краю площадки в пирамиду, связав верхние концы веревкой, затем свернул забытые кнуты в кольца и развесил на крючках, как положено.

Он не торопился. Во-первых, Кодзи ждало ночное дежурство. Куда спешить, если все равно будешь куковать до рассвета в наружной будке? Разумеется, дежурить легче, если тебе не приходится выполнять еще и чужую работу. Но разве в этом мире есть справедливость? Во-вторых, про необходимость заглянуть в подвал, чтобы отдать Ловкачу заказ, Кодзи напрочь забыл.

А даже если бы и вспомнил?

«Господин начальник! Я, ваш покорный слуга, не выполнил данное мне поручение по уборке территории, поскольку должен был отнести табак, саке и рис опасному преступнику, сидящему в одиночке, и получить за эту услугу пять монов…»

Хотел бы Кодзи посмотреть на лицо господина Симидзу, когда надзиратель заявит ему такое!

Нет, не хотел бы. Очень даже не хотел.

Солнце уже село, когда Кодзи покинул место наказаний. Вечер радушно уступал место ночи, сумерки наливались спелой, сочной тьмой. Заглянув в будку, где ему предстояло дежурить, и прихватив с собой кое-что полезное, Кодзи зашел в первое отделение, но по коридору идти не стал. Гремя ключами, открыл неприметную дверцу, расположенную у входа; нарочито топая, спустился по каменной лестнице.

Пусть Ловкач слышит, что о нем помнят.

Прежде чем отпереть дверь подвала, Кодзи перекинул котомку с заказом за спину и взял фонарь в левую руку. Заключенным света не полагалось, Ловкач сидел в темноте. Но отсчитывать деньги наощупь, демонстрировать, что в бутылочке саке, а не вода, и риса ровно три порции, а не полторы — адова морока. Фонарь был кстати. Кстати был и короткий пожарный багор, любимец Кодзи.

Убийства в тюрьмах случаются редко, и всегда по недомыслию. Кто же не знает о фуккацу? Зато драк не оберешься. Сунешься в камеру разнимать, тебе же и достанется. Глаз подобьют, синяков наставят, сломают руку или ногу. Потом виня̀тся, поклоны бьют, а толку?! Бывает, что кто-то возжелает дать колотушек надзирателю — безумец, не иначе! Обсчитали его! Порцией обделили! А раз ты безумец, то и наказать тебя — святое дело и служебный долг.

Багор Кодзи выкупил у двоюродного брата, служащего пожарной охраны. Такое орудие звали «башмаком» — крепкая дубинка длиной в пару локтей имела на конце железный «башмак» в виде тупого клюва с увесистым обухом. Пожарным частенько доводилось разрушать здание вокруг места возгорания, чтобы огонь не распространялся дальше. Большим багром поди размахнись в тесноте жилищ, а «башмаком» — пожалуйста! Им разбивали стены, сносили препятствия, разрушали целые участки строений.

Кодзи стращал им заключенных. При желании «башмаком» можно было и убить, раскроив череп. Так на то и сноровка, чтобы награждать дураков безобидными ушибами и переломами! Желание убийства, которое, по слухам, туманит рассудок и лишает здравого смысла, Кодзи не посещало. Он человек благоразумный, да! Убьешь по ошибке, а власти возьмут и оставят убитого в твоем теле служить дальше. Надзиратель Кодзи, «второй человек», при грамоте…

Обидно!

Если ты при этом пыхтишь в аду — два раза обидно.

— Эй, Ловкач!

Кодзи пнул ногой дверь подвала:

— Отойди к дальней стене!

— Бегу! — прозвучал ответ. — Лечу!

Показалось Кодзи, или Ловкач действительно издал хриплый смешок? Веселья в смехе было примерно столько же, сколько у родни покойника на похоронах. Ладно, пусть его. Смех, плач, а пять монов есть пять монов.

Кодзи отодвинул засов.

Войдя в подвал, надзиратель сделал шаг вперед и поднял фонарь повыше. Он не ждал, что Ловкач кинется на него, пытаясь вырваться на свободу. Сбить Кодзи с ног — это еще надо постараться, в особенности когда при тюремщике верный дружок-«башмак». Тычком полезной штуковины Кодзи валил наземь не таких доходяг, как Ловкач. Если глупцы норовили подняться, тычок сменялся ударом. Нет, он не ждал нападения, но и того, что увидел, Кодзи тоже не ждал.

Ловкач лежал на спине у дальней стены, как и было велено. Но разве кто-то приказывал Ловкачу добровольно лишиться головы?!