Читаем Сто суток войны полностью

За этот же день в «Журнале» появляется еще одна запись: «7.VII. 11.30. Связь с группой тов. Сусайкова была нарушена».

Начинавший войну в жесточайших боях в районе Борисова в качестве начальника танкового училища и командира той наспех сколоченной группы войск, первый день формирования которой я видел 27 июня, Сусайков в дальнейшем, после ранения под Борисовом, вернулся на политработу и кончил войну генерал-полковником танковых войск, членом Военного Совета Второго Украинского фронта и председателем Союзной контрольной комиссии в Румынии.

7 «…полковник-пограничник вдруг сказал, что сегодня убили одного писателя. Я спросил — где

— А там, в лесочке, где мы стояли. Это наш писатель-пограничник»

Хочу восстановить эту фамилию, не названную в моих записках. В архивных документах с помощью белорусских товарищей удалось разыскать упоминание о том, что на Западном фронте 26 июня 1941 года при воздушной бомбардировке погиб писатель-пограничник, батальонный комиссар Иван Евдокимович Шаповалов.

8 «Когда мы доехали до поворота на Оршу и повернули, то впервые увидели войска. Не движущиеся вразброд, а стоявшие на позициях…»

Стоявшие вдоль шоссе вечером 27 июня войска, виду которых я так обрадовался тогда, были частями группы резервных армий, созданных по решению Ставки еще 25 июня.

К 28 июня эти войска должны были уже полностью занять рубеж Витебск — Орша — Могилев.

Создание группы резервных армий было результатом того, что в Москве уже пришли к выводу, что наш дезорганизованный и ослабленный большими потерями Западный фронт не сможет один остановить продвижения немцев. Надо было выиграть время, и ради этого принимались все меры. В частности, действовавшей впереди на Минском шоссе Борисовской группе приказывалось во что бы то ни стало оборонять Борисов и возможно дольше задерживать немцев на Березине.

9 «…сказал нам, что штаб Западного фронта находится в восемнадцати километрах от Могилева»

На самом деле штаб фронта находился ближе, примерно в десяти километрах от Могилева. Допускаю, что комендант был вполне точен, а я не разобрал закорючки в собственном блокноте…

Вообще надо сказать, что сейчас, когда я многое проверил по архивным документам и мемуарам, да и просто заново объехал и обошел все эти места, я понял, что именно с этими самыми первыми днями войны в моих записках связано наибольшее количество неточностей и неясностей. В том наиболее тяжелом за всю войну душевном состоянии, в котором я был в те дни, я очень мало записывал. Не было сил, да и, наверно, казалось, что вовек ничего из этого не забуду. Но в марте — апреле 1942 года, когда я, диктуя записки, мысленно восстанавливал те дни, при огромном количестве подробностей, которые действительно навсегда запали в память, сами дни уже путались, переходили один в другой, и, как теперь выясняется, я не всегда с абсолютной точностью помнил, что вслед за чем было.

Вот почему, комментируя эти дни, я в нескольких случаях изложу события не в той последовательности, в какой я их записывал весной 1942 года, а в той, которая представляется мне более достоверной согласно лежащим сейчас передо мной документам.

10 «Лестев вытянулся и начал рапортовать:

— Товарищ маршал…»

Дивизионный комиссар Дмитрий Александрович Лестев, начальник политуправления, а впоследствии член Военного Совета Западного фронта, решивший мою судьбу, приказав мне работать в газете Западного фронта «Красноармейская правда», был одним из тех людей, о которых в противоречивой обстановке войны так и не сложилось разных мнений. Я видел его всего раз в жизни, тогда, 28 июня, под Могилевом. Но все, с кем мне довелось говорить о нем и во время войны, и после нее — самые разные люди, — неизменно вспоминали о нем как об очень справедливом, храбром, прямом и честном человеке и, характеризуя при этом его качества политработника, часто употребляли слова: «Это был настоящий комиссар», хотя в строгом смысле слова он по своей должности никогда не был комиссаром. Эти слова были просто данью уважения к нему, данью его высоким политическим и человеческим качествам.

Уже с середины войны, когда введенный в критические дни июля 1941 года институт военных комиссаров был упразднен, я вообще много раз замечал, что особенно хороших замполитов часто называли этим словом — «комиссар». И в этом слове обычно содержалась оценка личности человека, оценка его поведения и образа жизни на войне.

Лестев был убит в ноябре 1941 года в дни боев за Москву осколком бомбы в висок.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже