Читаем Сто суток войны полностью

Но, разумеется, не единственная. Симонов в своих дневниках немало размышляет о чисто военных проблемах, его суждения серьезны и основательны, более того — проницательны, но важнее то, что это писательские дневники, и именно этим они привлекают больше всего. Они написаны автором, обладающим особой остротой, особо «настроенным» зрением. Дневник вел человек и очень наблюдательный, и отличавшийся жадным интересом к тому, что происходило, стремившийся увидеть побольше. Причем это был интерес сосредоточенный — Симонова больше всего занимали люди, их поведение на войне, в минуты смертельной опасности, их душевные качества, какими они были в мирное время и как трансформировались в войну, их чувство ответственности — профессиональной и гражданской (он постоянно подчеркивает их неразделимость), нравственные проблемы, которые встают перед людьми на фронте, житейские заботы, от которых никто не избавлен и на войне.

Всюду, когда Симонову удавалось это выяснить, он в комментариях сообщает обнаруженные им нынче сведения биографические, рассказывает о дальнейшей судьбе людей, с которыми он встречался на фронте. И даже мимолетные встречи начинают выглядеть не только запомнившимся автору коротким эпизодом очередной его командировки в действующую армию, но и частью жизни какого-то человека. (Кстати, читатель может убедиться и в том, сколь проницательны наблюдения писателя, — ведь они не только дополняются, но и проверяются тем, что мы узнаем о биографии этого человека.) «Моментальный снимок» как бы становится кадром того «фильма», который и есть вся прожитая человеком жизнь. В таком остром интересе к человеческой личности, хочу это повторить, — одна из существенных особенностей мемуарно-документальной книги Симонова как произведения писателя, художника.

Симонов раскрывает в своих записях, что война — это не только храбрость и стойкость солдат и офицеров, не только атаки и свистящие пули, поле боя, изрытое воронками от мин так, что, если бы они разорвались одновременно, ничего живого здесь не осталось бы, не только танки, орудия, самолеты, извергающие смертоносный металл или превращенные в фантастических размеров свалки металлолома. Война потребовала крайних, предельных усилий всего народа, не миновала никого, проникла во все поры жизни, стала повседневным бытом миллионов людей. Такой она запечатлена в дневниках. И не представив достаточно ясно, на каком краю мы стояли, не поймешь подлинных масштабов того, что происходило тогда, — ни размеров жертв, понесенных страной, ни величия народного подвига. Читая дневники Симонова, бесстрашно запечатлевшие те невыносимо тяжкие и горькие дни, все это лучше видишь и глубже осознаешь.

Пожалуй, ни в одном другом литературном жанре «образ рассказчика» не играет такой важной роли, как в дневниках и мемуарах. Здесь прямо отражается то, что было с автором, что он видел, с кем встречался, как в разных ситуациях вел себя, его достоинства и слабости. Самоощущение автора, его отношение к себе и к окружающим, поведение в минуты опасности, реакция на добро и зло — все это накладывает неизгладимо глубокий отпечаток на общую картину жизни, соответствующим образом формирует впечатления действительности. И тут надо прежде всего отметить стремление Симонова по возможности пережить то, что выпадает на долю людей, о которых он пишет, побывать с ними в деле, чтобы понять их, оценить меру выпавших на их долю испытаний. Он видел в этом и профессиональный долг, который потом сформулировал для себя так: «Реже рискуешь — меньше видишь, хуже пишешь», — и нравственный принцип. При этом он исходит из того, что «работа военных корреспондентов была не самой опасной и не самой тяжелой. Тот, кто этого не понимал, не был ни настоящим военным корреспондентом, ни настоящим человеком. А те, кто это понимали, сами, без требований со стороны начальства, стремились сделать свою работу и опасной и тяжелой, старались сделать все, что могли, не пользуясь ни выгодами своей относительно свободной на фронте профессии, ни отсутствием постоянного глаза начальства». Такое отношение к себе — в конце жизни в фильме «Шел солдат…» он скажет снова и твердо: «Я не был солдатом, был всего-навсего корреспондентом…» — необычайно привлекательная черта симоновских дневников. Автор не сооружает себе словесного пьедестала, не выпячивает себя, не носится с собой, он не боится признаться, что ему бывает и тяжко и страшно, но никак не преувеличивает выпадающих на его долю тягот и опасностей, дает непременно понять, что все это не идет ни в какое сравнение с тем, что приходится выносить солдатам и офицерам «на передке». Попав в опасную заваруху, оказавшись в трудном положении, он склонен относиться к себе скорее с юмором, чем с жалостью. Но он неизменно серьезен, когда дело идет о выполнении долга: здесь он не дает себе никаких поблажек…

Перейти на страницу:

Все книги серии Мир в войнах

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука