Сто суток войны

Выкупавшись, пошли в редакцию «Красного черноморца». Там оказалось много знакомого народу. Панченко, Гайдовский, Лева Длигач — толстый, веселый; полосатая тельняшка, заправленная в широченные клеши, болтающийся сзади наган делали из него настоящего боцмана. Здесь же был и Ян Сашин. Как сильно война меняет людей. Он всегда был милым парнем, но, когда мы учились с ним в институте, я его почему-то не очень любил. Может быть, за излишнюю любовь к остротам, за эстрадные повадочки, за какую-то подчеркнутую инфантильную неприспособленность к жизни. Вот уж кого трудно было представить себе на войне. И вдруг я увидел здесь, в Севастополе, симпатичного подтянутого морячка, который, по общим отзывам, отлично, весело, безотказно работал в газете и только что вернулся из каких-то тяжелых мест, кажется из-под Очакова.

Яша Халип был расстроен, что у него, так же как у меня, какие-то не такие противогазы, какие носят здесь, в Севастополе. Наши противогазы были тощие, чахлые, а здесь у ребят из морской редакции это были солидные, плотно набитые парусиновые сумки. Приглядевшись к этим сумкам, он наконец обратился к Леве Дли гачу с просьбой, чтобы тот показал, какой системы у них в Севастополе противогазы. Длигач расстегнул свой противогаз и выяснилось, что устройство его весьма простое. Так как в Севастополе ношение противогазов было строго обязательно, то догадливые морячки из редакции превратили их в склад необходимого имущества. В «новую систему» противогазов входили, кроме их старого содержимого, еще одна-две книжки для чтения, мыло, полотенце и некоторые другие предметы мужского обихода — бритвы, кисточки для бритья, а у некоторых — очешники. Мы посмеялись над этим, потом Халип пошел спать, а я еще долго сидел с ребятами и пил крепкий и душистый чай.

Утром комиссар штаба, как и обещал, устроил нас на тральщик, стоявший у одного из севастопольских причалов. Там мы временно распрощались с Демьяновым, пристроив его в гараж Дома Морского флота.

Демьянов бушевал, не хотел оставаться, требовал, чтобы мы взяли его с собой в Одессу. Он еще долго маячил с машиной на причале, прежде чем уехать.

Насчет Одессы слухи были туманные. Говорили, что там положение серьезное, но подробности объяснять нам не стали. Тральщик был только что превращен в судно военно-морского флота, и на нем еще была целиком гражданская команда, в том числе произведенный в младшие лейтенанты флота капитан — симпатичный парень, в свое время ходивший на наших торговых судах в Испанию и державший себя теперь, получив военное звание, довольно сурово. На судне еще оставались гражданские порядки, но оно считалось уже военным.

Когда Демьянов уехал, нам сказали, что тральщик снимется через полчаса, потом — через час, потом — через два часа. Так тянулось до вечера. Услышав о тревожном положении в Одессе, мы беспокоились, уж не из-за того ли задерживают нас и не пускают никаких других судов в Одессу, что решается вопрос о ее судьбе?⁷¹ Не знаю, как это было в действительности, но простояли мы до утра следующего дня сначала у одной стенки, потом у другой, где нас заливали пресной водой. Капитан сказал, что вода есть на полный переход до Одессы, но нужно залить воду на обратный путь. Кто-то ответил ему, что на обратный путь можно было бы и там залиться. Он ничего не сказал, промолчал.

Этот разговор мне стал понятен только потом, в Одессе. Беляевку, из которой шел к Одессе водопровод, заняли румыны и немцы, и в городе не было воды. Ее выдавали по карточкам, и за нею строились длинные очереди.

Ночью по небу шарили прожектора. Мы с Халипом устроились спать на плоской крыше рубки радиста. Когда прожектора погасли и небо стало совсем черным, почувствовался юг и снова — в который раз — показалось, что нет никакой войны.

Утром к тральщику подошел большой баркас с работниками одесского НКВД. Насколько я понял, это была та часть работников, которая после окружения Одессы самовольно эвакуировалась оттуда. Теперь их возвращали в Одессу. Их было человек тридцать, и я еще никогда не видел людей, до такой степени обвешанных оружием. Разве что некоторых фотокорреспондентов. У них были ППШ, полуавтоматы, карабины, по одному или по два револьвера, гранаты РГД, гранаты-лимонки. Кроме всего этого, имелось еще и несколько ручных пулеметов. Как и всякие излишне вооруженные люди, они не внушали мне особого доверия. Они привезли с собой на тральщик двух девушек, которые тоже возвращались в Одессу. Капитан ходил вокруг них с недовольным видом, потом долго говорил о чем-то с комиссаром тральщика и, вызвав к себе радиста, кудрявого разговорчивого паренька, который вчера оказал нам гостеприимство на крыше своей рубки, отдал ему какое-то приказание.

Через час к борту подошел катер портовой службы, и двух бедных девушек списали с тральщика так же быстро, как и привезли на него, при негодующих возгласах тридцати вооруженных до зубов мужчин.