Сто тысяч Королевств

От ярости потемнело в глазах. Гнев затмил разум — а заодно и понесённое потрясение. Я резко вскочила.

— Некогда Дарре рождали знаменитых воителей, — сказал Вирейн, прежде чем я смогла открыть рот и проклясть себя за страх. В отличие от Декарты, на лице его стыло неприступное выражение. — Но века, проведённые под властью Небесного Отца, века мира и порядка, усмирили нрав даже самых диких народов, господин мой. Мы не можем винить её за это. Сомневаюсь, что она когда-либо прежде видела смерть собственными глазами.

— Членам этой семьи должно быть сильными, — отрезал Декарта. — Это цена, кою мы платим за власть. Мы не можем уподобиться тёмным племенам, отрёкшимся от своих богов, дабы уберечь шкуры. Нам должно брать пример с того мертвеца, как бы он ни заблуждался в своей вере. — Он жестом указал туда, к пирсу, или где там ещё валялся труп отступника. — Стать как Шахар. Мы должны быть готовы умереть — и убивать за нашего господина Итемпаса. — Зубы его ощерились в улыбке; по коже моей проползли мурашки. — Возможно, я предоставлю тебе возможность разобраться со следующим еретиком, внучка.

Я была слишком взволнованна и слишком зла, чтобы сдержать эмоции, выступившие на лице. Вернее, одно лишь чувство. Ненависть.

— Какая, к демонам, ещё сила? Убить безоружного? Или нанять убийцу? Подобно тому, как… — Я затрясла головой. В ушах всё ещё звучал крик. — Это была безжалостная жестокость! Не правосудие.

— Было это?.. — К моему удивлению, Декарта действительно задумался. — Этот мир принадлежит Небесному Отцу. Бесспорно. Тот человек был пойман за распространение запрещённых книг, книг, отрицающих эту реальность. И каждый из прочёвших их — каждый сознательный гражданин, зревший богохульство и не осудивший, — теперь примкнул к его заблуждению. Все они — преступники средь нас, в намерении украсть не золото, даже не жизнь. Но сердца. Умы. Разум и покой. — Декарта испустил вздох. — Истинным правосудием было бы уничтожить их всех, от первого до последнего; прижечь язву ереси, прежде чем она распространится. Вместо того я просто приказал предать смерти каждого из его клики, заодно с супругами и детьми. Лишь тех, кого не наставить уже на путь истинный, кто погиб окончательно душой, — а теперь и телом. Без надежды на искупление.

Я уставилась на Декарта, приходя в цепенеющий ужас от его слов. Теперь я знала, почему мужчина сам кинулся на лезвие. И знала, куда ушла Закхарн.

— Лорд Декарта милостиво предоставил ему выбор, — добавил Вирейн. — Он мог избрать прыжок. Смерть тогда была бы более лёгкой. Обычно ветра кружат тела в опорной колонне дворца, — на землю просто нечему падать. Это… быстро. Почти.

— Вы… — Хотела бы я вновь лишиться слуха. Замкнуть уши. — И вы ещё зовёте себя слугами Итемпаса? Хуже бешеных зверей! Чудовища!

Декарта покачал головой.

— Я дурак, что продолжал искать хоть что-то от неё в тебе. — Отвернувшись, он медленно двинулся по коридору, тяжело опираясь на трость. Вирейн пристроился вслед, готовый тут жу броситься на помощь, стоит его господину споткнуться. Скриптор лишь раз обернулся на меня. Декарта не сделал и того.

Я принудила себя оторваться от стены.

— Матушка блюла заветы Пресветлого куда как истиннее вас всех вместе взятых!

Декарта остановился; сердце моё забилось в страхе. Я поняла, что зашла слишком далеко. Но он так и не обернулся.

— Что правда, то правда, — сказал Декарта преувеличено мягким голосом. — Твоя мать не допустила бы и мысли так опуститься и выказать хоть каплю сострадания.

Молча, он двинулся дальше. Откинувшись, я привалилась к стене — и долго ещё боролась с охватившей тело холодной дрожью.

***

В тот день я пропустила Салон. Я не могла сидеть рядом с Декартой, напустив на себя равнодушие, в то время как в голове всё ещё звенели крики еретика.

Я не Арамери и никогда не стану Арамери, так когда же я успела уподобиться им?

К тому же, мне и так хватало дел иного толка.

Войдя в кабинет Т'иврела, я застала его заполняющим документы. Прежде чем он поднялся поприветствовать меня, я опёрлась рукой о стол.

— Матушкины вещи. Где они?

Он закрыл рот, открыл его снова, выдав короткое:

— Её комнаты в Седьмом Шпиле.

Настала моя очередь держать паузу.

— Они… нетронуты?

— Декарта приказал сохранить всё таким же, как оно было в день её ухода. Лишь после стало ясно, что она не вернётся… — Сенешаль сожалеюще развёл руками. — Мой предшественник чрезвычайно высоко ценил собственную жизнь, чтобы позволить — или даже задаться одной только мыслью — их опустошить. Собственно, я тоже.

Добавил секунду спустя, с истино дипломатическим тактом (впрочем, как и всегда).

— Я пошлю кого-нибудь сопроводить и показать вам дорогу.

***

Матушкино убежище.