Сто тысяч раз прощай

– Фу, как пахнет. – Хелен выплюнула на ладонь половину деликатеса. – Чего было не подать бутики с колбасой или сыром и резаный ананас? – С этими словами она стряхнула слюнявый комок в вазон с бамбуком. – Пижоны чертовы. Отрава какая-то. Пойду посмотрю, нет ли тут чипсов.

Мимо несли низкие бокалы, наполненные холмиками зеленого инопланетного снега; я ухватил два и понадеялся, что от меня не потребуют удостоверения личности. Оставшись вдвоем, мы с Фран сдвинули бокалы, вытянули трубочкой губы и изогнули шеи. Пригубили; Фран стиснула зубы и вытаращила глаза:

– Смотри… я делаю над собой усилие, чтобы не содрогаться. Не содрогаться, не содрогаться, не содрогаться…

– Похоже на фруктовый снег со вкусом лайма. Такой в киосках продается.

– Разве в киосках кромку бокала обмакивают в соль?

– Если попросить. У них под кассой стоит большой судок морской соли.

Фран отпила еще чуть-чуть.

– Текила. Кстати, ты замечал когда-нибудь: если от какого-то спиртного напитка тебе стало дурно, он всегда будет у тебя ассоциироваться с рвотой?

– Знаешь, меня рвало практически от всех спиртных напитков, так что…

– Надо же, Джеймс Бонд. И вкус алкоголя тебе до сих пор не опротивел?

– По-моему, вкус алкоголя и не должен быть приятным.

Она погладила меня по руке:

– Мученик ты наш.

– Да. У меня огромный опыт по этой части, – сказал я и убрал соломинку, чтобы она не колола меня в щеку. – Вообще говоря, тут шикарно.

– Еще как, – согласилась она, и мы, устроившись на краю вазона, стали наблюдать за происходящим. – Ощущаю себя настоящей Дейзи Бьюкенен.

– Кто такая Дейзи Бьюкенен?

– Первая любовь Джея Гэтсби. Он становится миллионером и тоже закатывает шикарные вечеринки, чтобы заново влюбить в себя Дейзи и склонить ее уйти от мужа. Не буду тебе рассказывать, что из этого вышло, но закончилось все очень грустно. И вместе с тем как-то досадно.

– Прочту в ближайшее время, – пообещал я.

Мне хотелось прочесть каждую книгу, посмотреть каждый фильм, послушать каждую песню, какие только упоминала Фран.

– Видит бог, мне было необходимо оттянуться. Правда, перед остальными неудобно. Нехорошо отрываться от коллектива. Я терпеть не могу группировки… За исключением, конечно, тех, куда зовут меня, – такие группировки очень даже хороши. В Мертон-Грейндж они есть? Группировки?

– Естественно! – У нас никто не говорил «группировки».

– А ты в какую-нибудь входил?

– Можно и так сказать. Была у нас мальчишеская компашка.

– Вот-вот, и Колин так говорил. Он рассказывал, что вы, по сути, терроризировали всю школу.

– Серьезно?

– И Люси то же самое говорила. Правда, она упирала на то, что вы ее обзывали. Не помню как… Номер сорок два. Как в китайском меню, что само по себе абсурдно, поскольку она – вьетнамка. То есть ее родители из Вьетнама.

Это чистая правда. Ее прозвали Сорок Два – это, можно сказать, у всех слетало с языка чаще, чем ее настоящее имя. Другими ее кликухами были Лодочница и Вьетконговка, а также, по непонятным для меня причинам, Будда; может, я сам ее и не обзывал, но не мог припомнить, чтобы хоть кого-нибудь одернул.

– И что там Колин наплел?

– Сказал, что ему досталось прозвище из лексикона геев.

– Я ничего такого не говорил…

– Про тебя речи нет. – Фран положила руку на мою. – Думаешь, я захотела тебя отшить? Нет, я не хочу тебя отшивать.

– Я ничего такого не говорил.

– Знаю. Люси сказала «кое-кто из мальчишек».

– В основном Ллойд и Фокс.

– И еще Харпер. Я запомнила, потому что ты его упоминал.

– Это мой приятель, но отсюда не следует, что он пай-мальчик.

– Понятно.

– А Ллойд мне даже не приятель, он приятель приятеля, но тусуется с нами. А сейчас мы с ним вообще не разговариваем. Да и остальные, по-моему, тоже от меня отвернулись.

– В самом деле? Из-за чего?

– Ну, я типа бильярдным шаром зафигачил ему в голову. С размаху.

Она засмеялась:

– Неужели промазал?

– Да. К сожалению.

– А из-за чего такие страсти?

– Он мне лишнего наговорил. – Я пожал плечами. – У него язык без костей.

– Раз так – плохо, что ты промазал: он, как видно, порядочный говнюк. – Она опять хохотнула. – Ой, прости. Прости.

– Да ладно, что правда, то правда. – (Мы помолчали.) – А когда Люси тебе это рассказывала?

– Не важно. Ты на нее не сердись, она говорила только правду. Да и то лишь из-за того…

– Договаривай.

– Как она сказала, теперь ты ей нравишься еще больше. А когда ты в первый раз появился вместе со мной, она возмутилась твоей наглости, помня… что ты творил в школе.

– Время было другое. И сам я был другим. – Мне показалось, что это правда.

– Не хочу выглядеть святошей или занудой, я могу быть порядочной стервочкой, уж поверь. – Она отпила из бокала, содрогнулась и засмеялась. – Но просто хотела убедиться, что не ошибусь в своем выборе, если у нас с тобой это будет. Вот. Все, забыли.

…У нас с тобой это будет, сказала она и как ни в чем не бывало продолжала болтать дальше.

У меня это не укладывалось в голове. Если у нас с тобой…

– …в самом деле надо бы смешаться с гостями…

Это… Это будет….

– …и взять еще выпить, только что-нибудь другое. Текила как-то не пошла.