— Возможно. Тем не менее Романцов утверждает, что видел вас в крепости. И готов подтвердить это в вашем присутствии. Вы не знаете, почему он так настойчив в своих обвинениях? Ведь мы не заставляли его давать сведения о вас.
Сова умоляюще поднял глаза на Беркута. Он понял, что проиграл. Проиграл именно тогда, когда поверил, что все опасности позади. Его предали. Подло предали!
— Я не знаю этого сволочного человека, — покачал он головой.
— Даю вам десять минут. Если за это время вы не расскажете все, что знаете о Романцове, мы применим к вам те же методы дознания, которые вы, фашистские холуи, применяете к пленным партизанам.
— Ты имеешь дело с Беркутом, — добавил Крамарчук. — Молчать не советую.
— Если все честно расскажете и захотите хоть чем-нибудь помочь Родине, которой так преступно изменили, мы не только не казним вас, но и сможем поговорить о сотрудничестве, — уже менее жестко добавил Беркут.
Прошло десять минут. Сова молчал. Несколько раз он поднимал голову, порывался что-то сказать, но так и не сумел выдавить из себя ни слова.
— Ну что ж, приговор вы себе уже подписали, — произнес Беркут, пряча в карман трофейные швейцарские часы. — Однако прежде чем вас расстреляют, хочу рассказать об одной забавной операции, задуманной гауптштурмфюрером СС Штубером. Думаю, она развеет ваши тяжкие предчувствия.
— Да уж, развеет… — вяло ухмыльнулся.
— На какое-то время, естественно. Так вот, этому Штуберу, вашему шефу, очень хочется завербовать Беркута, то есть меня. Очевидно, крайне необходим такой агент. С этой целью он уже приглашал меня к себе. В башню крепости. И я побывал там. Правда, появился несколько неожиданно для него. В форме оберштурмфюрера. Да вы, наверняка, видели меня в крепости, когда мы беседовали со Штубером. Поняв, наконец, что Беркут не продается, Штубер решил заслать ко мне в отряд своего агента. Того, который назвался Романцовым. Воспользовавшись тем, что в цитадели оказались пленные, привезенные для тренировок, он организовал «побег» одного из «пленных». То есть «побег» своего агента. Инсценировка получилась, правда, неудачной. Романцову не повезло. Он вышел не на нашу группу, а на отряд «Чапаевец». А теперь рвется сюда, к нам. Однако Штубер учел, что Романцова могут подозревать и проверять. И знаете, каким образом Романцов должен был окончательно убедить нас, что действительно является бежавшим пленным? Он должен был разоблачить перед партизанским командованием агента Сову. То есть вас.
— Как ему это удалось бы?
— Заявил бы, будто видел вас на тренировках. Ведь вы же тренировались на пленных, правда? Что именно будет рассказывать о своем задании Романцов — ответить пока трудно. Ведь мы его еще не допрашивали. Но уже сейчас ясно: Штубер, этот недоученный психолог, рассчитывал на ваше молчание. Пока вы будете молчать, у вас остается хоть какой-то шанс. Если ж вы разоблачите агента Романцова — то погибаете с ним вместе. Я доходчиво изложил вам суть операции?
— Да, — кивнул Сова. И замолчал. Лейтенант ожидал иной реакции. Однако, выждав немного и поняв, что Петраков не собирается что-либо отрицать или уточнять в его рассказе, продолжил:
— Штубер не учел лишь одного. Что мы организуем вам эту встречу. Наверно, планировалось, что он сам выдаст вас или сразу же убьет, заявив, что убил предателя. И еще он не учел, что мы можем подарить вам жизнь, если вы, конечно, чистосердечно во всем признаетесь и согласитесь помогать нам, помогать своему народу. Итак, повторяю: вами пожертвовали для того, чтобы внедрить другого агента. Пожертвовали, как последней бездарью, которая уже ни на что не годится. А теперь отвечайте. Только быстро. Кличка Романцова?
— Звонарь. Вы что, в самом деле?…
— Понятно, звонарь, — прервал его вопрос Беркут. — Настоящая фамилия?
— Полонский. Из белогвардейцев он. Профессиональный шпион. И, говорят, очень жестокий во время расправ.
— Вы знали, что его должны заслать сюда?
— Нет. Это они от меня скрыли. Я хочу спросить: вы в самом деле сохраните мне жизнь и я смогу?…
— Не будем торговаться. Как ваша настоящая фамилия?
— Гуртовенко. Никифор Семенович.
— Сколько человек в отряде Штубера?
— Было пятьдесят семь. Но должны были набрать еще столько же. Из полицаев.
— Сколько среди них специально подготовленных агентов, имеющих опыт агентурной работы?
— Человек двадцать. Самые опытные там — фельдфебель Зебольд, клички не знаю, и Карл Лансберг — кличка Магистр. Есть еще Ангел, Волк… Их фамилий не знаю. В основном мы называли друг друга по кличкам.
— Что вам известно о группах, которые Штубер направил в леса и которые должны выдавать себя за партизанские?
— Почти ничего. Говорили, что таких групп должно быть две. Какое они получали задание и где будут базироваться — об этом мне не докладывали.
— Стало быть, серьезных секретов вам не доверяли?