Стоиеновая певичка, или Райский ангел

Вот это да!

Возле моих ног образовалась целая груда разноцветных полотенец; их не счесть, как не счесть и возгласов одобрения, звучащих в мой адрес. Я чувствую себя самой настоящей богачкой. Собрав полотенца в охапку и едва удерживая их в руках, я открываю дверь в предбанник.

Там стоят плетёные кресла, а на стенах, во всю их ширину, висят зеркала. Прижимая к себе охапку полотенец, я на мгновение останавливаюсь и окидываю прощальным взглядом своё увенчанное славой и наградами отражение, которое вот-вот исчезнет, словно снежное марево. Вдруг я замечаю двух кореянок из кабинета акасури — одетые в простые рабочие халатики оранжевого цвета, они неторопливо попыхивают сигаретами, сидя в плетёных креслах. Увидев меня, женщины спешно поднимаются и с извинениями выхватывают у меня из рук принадлежащие центру полотенца.

— За всё про всё с вас ровно миллион, — говорю я, повторяя любимую шуточку торговцев с овощного рынка.

Переглянувшись, женщины смеются в ответ.

«Пожалуй, теперь мне уже незачем выступать в вечернем шоу», — шепчу я себе под нос.

Поднимаясь по лестнице в артистическую, я краем глаза вижу группу филиппинок, весело щебечущих на диване в холле. Должно быть, это девушки из танцевального ансамбля, которые приехали сюда с ночёвкой и будут выступать завтра. На диване напротив сидят старички и старушки из числа отдыхающих — судя по всему, им по душе молодой задор заезжих танцовщиц. Всякий раз мне становится не по себе, когда я замечаю у филиппинцев, приезжающих в нашу страну на заработки, робкий, печальный взгляд, столь не вяжущийся с их бойкими повадками и страстными, чётко вылепленными лицами. В их глазах всегда сквозит какое-то скорбное выражение, словно они не в силах сбросить с себя бремя тягостных забот. Но эти танцовщицы не таковы. Они шумно переговариваются между собой, смеются, хлопают друг друга по плечам. При виде этой мирной картины счастливое настроение, владеющее мною с той поры, как я стала обладательницей «полотенец за миллион иен», только усиливается, и я посылаю танцовщицам приветственный возглас.

В ответ они машут мне рукой.

Но уже в следующую минуту я замечаю нечто такое, отчего меня бросает в дрожь и от лица отливает кровь.

Окружённый девушками, на диване с самодовольным видом восседает молодой человек, скрестив ноги, словно шейх.

Дэвид!

Мнимый американец прямо на глазах у отдыхающих болтает со своими соотечественницами на тагальском языке, дурачится, хохочет.

И это тот самый Дэвид, который совсем недавно с плаксивой миной на физиономии совал мне в лицо свою коротко остриженную макушку, робко вопрошая: «Чёрного ещё не видать?»

«Такого придурка ещё поискать надо».

Вспомнив эти слова Кэндзиро, я на подкашивающихся ногах поплелась в артистическую.

Впереди, однако, меня ожидал ещё более нелепый и неприятный сюрприз.

— Мы погорели, — объявил мне Кэндзиро, угрюмо сдвинув брови. Он уже переоделся к вечернему выступлению и стоял у окна, вперив взгляд в зажатый в ладони мобильный телефон. — Сволочи! — вдруг воскликнул он в сердцах и швырнул телефон на пол.

— Что случилось, Кэн-тян?

Не заботясь о том, что его концертный костюм может помяться, он в отчаянии повалился на циновку.

— Объясни, наконец, что произошло.

Вместо ответа Кэндзиро тяжело вздохнул и уставился в потолок. Подложив руки под голову, он сосредоточенно о чём-то размышляет. Белые брюки, лиловая рубашка от Версаче. Огромные, как у игрока в американский футбол, накладные плечи наползают ему на уши. Чувствуется, ему не очень-то удобно в этой позе. Наконец с губ его слетают почти беззвучные, словно пузырьки воздуха в воде, слова:

— Они сбежали.

— Кто?

— Наша разлюбезная шарашка. Смылась в полном составе.

— Ты говоришь о нашем агентстве? Не может быть!

— Как видишь, может. Я всё время туда звоню, и каждый раз автомат отвечает: «В настоящее время данный номер не используется».

— Может, они просто не оплатили вовремя счёт?

— У меня скверное предчувствие.

Я подумала, что это предчувствие отнюдь не безосновательно. В этом месяце у нас на редкость много выступлений. И это при том, что по нынешним временам эстрадному певцу не так-то просто получить работу. А уж нам, «мелким исполнителям эпохи Хэйсэй[10]», и подавно. Так каким же образом на нас свалилось столько концертов? Как ни крути, странно.

— Этот паразит, наш директор, устроил большую зимнюю распродажу. Пустил нас, так сказать, по бросовым ценам. А когда артиста предлагают за половину обычной цены, какой продюсер устоит?

— Что же теперь будет с нашим гонораром?

— Его попросту не будет.

Значит, «шарашка смылась». Именно так выразился Кэндзиро. Когда он прикрывает глаза и хмурится, лицо его приобретает сходство с маской хёттоко[11].