Стойкий запах лосьона

— Мужиков к себе, а женщину в первую неврологию, у нас все женские забиты.

Когда коллега ушел, Костюкович выложил из кейса пакет с едой, стетоскоп и тонометр, сунул молоточек в карман халата и мысленно попросил Бога, чтоб ночь прошла спокойно, никто не умер. Ночное дежурство — самое удобное время, чтобы привести в порядок истории болезней, тем более сегодня четверг, канун выписок, а у него завтра выписывалось четверо постинсультных.

Заперев ординаторскую, он отправился на вечерний обход.

Больница их — гигант на тысячу коек. Девятиэтажные корпуса соединялись застекленными переходами. И называлась она «Городская клиническая больница скорой помощи», куда везли круглосуточно. Этот пронизанный пассажирскими и грузовыми лифтами комбинат жизни и смерти находился на высоком плато, фасадом корпуса были обращены к раскинувшемуся внизу городу…

Закончив обход, дав распоряжения дежурившей с ним сестре, Костюкович вернулся в ординаторскую и сел приводить в порядок истории болезней.

Время шло незаметно, около двенадцати ночи вошла сестра.

— Марк Григорьевич, кофе? — предложила.

— Не прочь.

Она налила ему из своего термоса полную чашку и вышла. Он ел принесенные из дому бутерброды, запивал горячим кофе. Затем снова принялся за работу. В начале второго по внутреннему телефону вызвали в приемный покой. Слава Богу, оказалось только на консультацию. В два он прилег в маленькой комнатке, тут же, при ординаторской. И сразу заснул. Поднял его звонок — опять из приемного покоя, и опять консультация. Затем стало плохо трем больным, отправился к ним в палаты. Около четырех утра снова прилег, заснул глубоко, безмятежно, как дома…

В пять утра уже светало, небо над лесом порозовело, там всходило солнце, серпок луны поблек, словно истощился за ночь, и стал похож на кусочек оторвавшегося облачка. В эту пору шоссе было пустынным. Белая машина — «Жигули-шестерка» — замигала указателем левого поворота — там, ответвляясь от магистрали, в сохранившуюся ночную прохладу уходила дорога, затененная лесом. Проехав несколько метров, машина вдруг странно начала замедлять движение, сползла к кювету, и почти нависнув над ним правым передним колесом, остановилась. Водитель упал грудью на руль, бессильно уронив голову. Через какое-то время пассажир, сидевший рядом, выскочил из автомобиля и побежал к шоссе.

Так началось утро этой пятницы…

Очередной звонок-вызов пробудил Костюковича. Он вскочил, глянул на часы: десять минут седьмого, кончалось ночное дежурство, начинался новый день. Разгладив ладонями лицо и приведя в порядок волосы, Костюкович пошел к лифту. Внизу, в приемном покое, его уже ждал вызванный дежурный нейрохирург. На носилках лежал с закрытыми глазами молодой парень. Костюкович сразу отметил автоматизированные движения его левой руки, и приглядевшись, понял: коматозное состояние. И тут же нейрохирург как бы подтвердил:

— Кома. Артериальное 220 на 120. Полагаю, инсульт. Забирайте, коллега, он ваш, — сказал нейрохирург Костюковичу.

— Все-таки была автоавария, — заметил Костюкович. — Так что мой он или ваш…

— …Давайте в реанимацию, там и решим, чей он, — сказал нейрохирург.

Костюкович повернулся и только сейчас заметил стоявшего в стороне молодого человека с кровоточащей ссадиной на щеке.

— Что с вами? — спросил Костюкович.

— Мы были вместе в машине.

— Подождите здесь, не уходите, — и обратившись к медсестре, сказал: Промойте ему ссадину перекисью…

— Ну что, мужики? — спросил дежурный реаниматолог, когда вместе с больным грузовой лифт поднял их на четвертый этаж.

— Автоавария, — сказал Костюкович.

— Давайте его на томограф, — по-командирски произнес нейрохирург.

Через пятнадцать минут рентгенолог бесстрастно изрек:

— Геморрагический инсульт.

— Я пошел, — победно произнес нейрохирург и удалился.

«Куда же я его положу? — гадал Костюкович, помня, что ни в 1-ом, ни во 2-ом неврологических отделениях мест нет. — Хотя бы часов до двенадцати дня, сегодня выписка, места будут… Разве что в чуланчик возле манипуляционной?.. Кровать, кажется, там есть…»

Он шел по длинному коридору своего отделения, давая на ходу указания дежурной сестре:

— Готовь набор для пункции… Заправь капельницу…

Впереди них пожилой санитар двигал каталку с больным, время от времени продолжались все те же автоматизированные движения его левой руки, на локте ее Костюкович заметил небольшую, размером с пятак наклейку из лейкопластыря…

Закончив осмотр парня, сделав все необходимое, Костюкович вернулся в ординаторскую и взял еще свеженькую, незатрепанную историю болезни; в приемном покое заполнены были лишь строчки паспортных данных: Зимин Юрий Павлович… 20 лет… студент института физкультуры… улица Волынская, 17, квартира 4… Прежде чем начать подробные записи, Костюкович вспомнил, что внизу остался молодой человек, который был с Зиминым в машине. Он позвонил в приемный покой и попросил: если тот еще не ушел, пусть поднимется…

— Болит? — спросил Костюкович, взглянув на лицо вошедшего. — Как вас зовут?

— Покатило Володя… Это пустяк, — прикоснулся он к ссадине.

— Садитесь, Володя. Как это произошло?