Стойкий запах лосьона

— Мы были в гостях на даче, там заночевали. К восьми должны были вернуться на спортбазу в город. Ехали нормально, вдруг Юра ойкнул и повалился на руль, машину понесло в кювет, я рванул ручник, а потом через его ногу — по тормозам. Минут через сорок я поймал на трассе патрульную машину ГАИ. Они нас отволокли к посту, оттуда вызвали «скорую».

— Зимин не был выпивши?

— Да ну! Не пьем мы. Мы «сборники». Мастера спорта.

— По какому виду?

— По плаванию. Сейчас Юра готовился на Европу, а я в Будапешт — на Кубок Дуная. Так что насчет спиртного вы не думайте.

— Вы оба студенты инфиза?

— Ну… так… числимся…

— Скажите, Володя, а Зимин накануне не жаловался, что плохо себя чувствует?

— Как-то говорил, что затылок болит, вроде отлежал шею или во сне неудобно повернулся.

— Вы его родителям сообщили?

— У него только мать… Сейчас поеду к ней… А что сказать ей, доктор?

— Пусть приедет.

— А что у него доктор, опасное?

— Опасное.

— Так я больше не нужен?

— Да, идите…

Была уже половина восьмого утра. До конца дежурства оставалось полтора часа. Костюкович принялся заполнять историю болезни Зимина.

В начале десятого отделение ожило: санитарка протирала вогкой тряпкой полы, покрытые линолеумом, нянечка катила тележку с грязной посудой в раздаточную, ходячие больные возвращались из столовой в свои палаты, ординаторская заполнилась голосами врачей — началась короткая отделенческая пятиминутка. Когда она закончилась, Костюкович отдал старшей сестре истории болезней тех, кто сегодня выписывался:

— Наталья Петровна, у меня четверо: из шестой, восьмой и девятой. Как только в двухместной освободится койка, переведите туда немедленно Зимина, он в чуланчике, очень тяжелый…

Перед самым уходом он еще раз заглянул к Зимину. Тот лежал под капельницей. Почти ничего в его состоянии не изменилось, разве что чуть спокойней дышал, и несколько упало давление. Костюкович вернулся в ординаторскую, она была уже пуста, врачи отправились на обход. Он снял халат, открыл кейс, чтоб положить стетоскоп, тонометр и молоточек, когда вошел офицер милиции.

— Разрешите?

— Входите, — Костюкович поднял на него глаза.

— Старший лейтенант Рудько, — офицер козырнул. — Вы доктор Костюкович?

— Да. А в чем дело?

— Я следователь ГАИ. Ночью вы приняли Зимина Юрия Павловича?

— Принял. Утром.

— Мне нужно его допросить. Хотя бы кратко.

— Не получится. Он в тяжелом состоянии, без сознания… А по какому поводу?

— В двенадцати километрах от места, где наши сотрудники нашли Зимина в машине, произошла автокатастрофа. Погибло двое. Зимин мог быть свидетелем чего-нибудь такого, он проезжал этот участок дороги.

— Он был не один. Вы поищите приятеля, Владимира Покатило, он недавно ушел отсюда.

— А когда можно будет с Зиминым поговорить? Он скоро придет в себя?

«Милый ты мой, если за сутки он не выйдет из комы, боюсь, тебе уже никогда с ним не поговорить», — подумал Костюкович и сказал:

— На этот вопрос затрудняюсь ответить. Он в очень тяжелом состоянии. Случился удар, — употребил он старинное бытовое обозначение того, что произошло с Зиминым, полагая, что так будет понятней собеседнику.

— Удара там не было, — понял по-своему следователь. — Как-то им удалось погасить скорость, они почти сползли в кювет, чуть-чуть крыло примяли. Там и ударяться было не обо что…

«Значит, старший лейтенант, ты подтверждаешь данные томографа: черепно-мозговой травмы там нет», — про себя усмехнулся Костюкович.

— …А в прошлый раз могло быть похуже.

— Что значит «в прошлый раз»?

— Зимин у нас уже на учете. Полгода назад врубился в «Урал», хорошо, что не в лоб, солдатик-шофер успел отвернуть.

— Был пьян?

— Нет. Кровь брали, ни капли алкоголя. Сказал тогда, что в глазах вдруг пошли круги, на мгновение сознание потерял и зрение… Мы ведь его знаем, он наш из «Динамо», видели его на соревнованиях и по телевизору, когда из Варшавы показывали какой-то чемпионат. Он там первое место взял.

«Опухоль? — подумал Костюкович. — Нет, не похоже… Хорошо бы, конечно, сделать ангиографию[1]. Но как в таком состоянии? Он не выдержит…»

— Ну, извините, — козырнув, сказал старший лейтенант. — Подожду, пока он придет в себя.

«Дай-то Бог, чтоб твое желание сбылось», — подумал ему вдогонку Костюкович…

Взяв кейс, он вышел из ординаторской, нащупал в кармане сигареты. Спустился лифтом и был уже в холле, когда его окликнули:

— Костюкович! Марк!

Он оглянулся. Человек быстро шел к нему, но издали Костюкович не мог понять, кто это, и только когда тот приблизился, узнал: Олег Туровский, учились на одном курсе, с тех пор как закончили институт, виделись не более двух-трех раз, а минуло уже двенадцать лет, Туровский куда-то исчез из поля зрения, и Костюкович вовсе забыл о нем, тем более, что в студенческие годы дружбы не водили.

— Здравствуй, Марк… Мы разминулись, я наверх пешком к тебе в отделение, а ты лифтом вниз, еле догнал… — он говорил быстро, видно, запыхался.

— Ты по каким делам здесь? — спросил Костюкович.

— Зимин Юра… Дежурный врач сказал, что ты его ночью принял, вот я и догонял тебя… Я с его матерью… Она наверху в отделении ждет… Что с ним?

— Он родня тебе?