Стойкость

— Что с тобой не так? — Я слишком удивлена, чтобы отвечать. Она всё равно не дожидается моего ответа. — Я всё утро себе голову ломала, пытаясь понять, почему ты решила причинить боль Нелл. И ничего. Ты лучше себе руки отрежешь. У вас же всегда были такие отношения, — фыркает она. — В детстве я ревновала тебя к ней. Думала, что у тебя с ней сестринские отношения были лучше, чем у нас с тобой. Как будто меня и Нелл подменили в роддоме. — Я бы пошутила, но не могу: я не узнаю такую хладнокровную Мэгс. — Ты всё лето сама не своя. Вытворяла больше, чем обычно, казалось, что ты хотела оттолкнуть от себя всех. А я только и думаю о том, что ты хочешь, чтобы тебя кто-то остановил, потому что сама ты не в силах этого сделать, и я не знаю, что сказать.

На улице начинает фырчать двигатель Субару. Мама снова отправляется на поиски.

— Ты вся в него.а — Мэгс качает головой. — В папу. Сначала ты всех перепугаешь до смерти, а потом заявишься, расплывёшься в улыбке после пяти или шести выпитых банок пива и начнёшь рассказывать истории о том, где ты пропадала. Он так же всех мучал. Затем он погиб и оставил нам только пару старых ботинок и пьяные истории.

— Не говори так. Он был хорошим.

— Но он не заботился о тех, кто его любил. Ты не помнишь те времена, а может, просто не хочешь их вспоминать. — Голос Мэгс охрип, я даже не успеваю вставить своё слово. — Он беспечно относился к своей жизни, понимаешь? И он просрал её за пятьдесят баксов на той балке, даже не подумав о своей жене и двух дочерях. Мама безумно его любит и никогда этого не поймёт, а вот тебе нужно открыть глаза. Меня всё это уже достало.

Я могу рассказать о своём переживании за Нелл. Но я не она — мне не нужна нянька, порхающая вокруг меня, — так что меня накрывает вспышка гнева.

Мэгс выдыхает и смотрит мне в глаза.

— Ты расскажешь мне, что происходит между тобой и Нелл?

Я задерживаю дыхание, и вокруг неё появляются маленькие звёздочки: она напоминает святошу с церковного витража, не хватает только нимба.

— Не могу. — Я пытаюсь вложить в свои слова каждое своё переживание, чтобы до Мэгс, наконец, дошло.

Она ненадолго застывает у двери, прежде чем выйти в коридор.

— В таком случае, мне стыдно, что я знаю тебя.

У меня перехватывает дыхание так, как будто она ударила меня под дых. Я слушаю, как её шаги удаляются по лестнице на первый этаж. Я рывком встаю, срываю стёганое одеяло с кровати и разом смахиваю побрякушки с туалетного столика, перевернув при этом стул.

Когда больше нечего громить, я врываюсь в комнату Мэгс, хватаю её ноутбук и пишу сообщение Кэт. «Заедешь за мной?». Она не расстаётся с телефоном. И через тридцать секунд от неё приходит смайлик: кулак с поднятым большим пальцем вверх. Выходя из комнаты, я переворачиваю подставку Мэгс с карандашами и ручками, которые раскатываются по полу.

Пятнадцать минут спустя на нашей подъездной дорожке появляется машина Кэт. Я выбегаю из дома. Либби, сидящая на крыльце, мгновенно вскакивает на ноги.

— Куда это ты собралась? Эй! Я с тобой разговариваю! — Держась за перила, она выкрикивает: — Даже не смей, Дарси Селеста, стоять!

Эти слова я не слышала с девяти лет, но я реагирую на них, как положено: залезаю в машину и хлопаю дверцей.

— Газуй.

Кэт нажимает на педаль и, развернув машину, направляется в город.

Глава 25

Я наполняю желудок водкой и пивом. Надеюсь, никто не захочет крендели, потому что я съем их все. Неудивительно, что Кэт весит сорок четыре килограмма: она съела за ужином только три «фруктовых льда» и небольшую горсточку оливок. А это было несколько часов назад до того, как она разослала народу эсэмэски, созывая всех на карьер.

Ночка начинается ещё как: все пьют и смеются больше обычного. Лето заканчивается, начинается последний учебный год, и сразу после окончания школы приблизится неизвестность. Я не единственная, кто чувствует апокалипсис.

— Помнишь мистера Элдона-Тауэра? — Кэт не понимает, что кричит. — Боже, он был таки-и-им странным. Помнишь? — Она проходится утиной походкой вокруг костра, а мы с девчонками разражаемся смехом. Кэт падает на гранитный выступ и меня окутывает запах её пота, земли и травы. — Однажды он написал на доске моё имя, непонятно зачем. Я ровным счётом ничего не сделала, и всё равно получила.

Она хватает пивную банку и передает её мне, и ведь понимает, что я до боли хочу узнать все подробности — поэтому-то я люблю её. Мэгс — дура, потому что поливает Кэт грязью. Ну что же, теперь она и меня ненавидит. Нужно перестать уплетать крендели. Они не дают мне запьянеть.

Шэй здесь. Я пою с Кэт, Эммой и Мэдди, чувствуя приятную легкость, и вдруг он оказывается по другую сторону костра с пивом в руках: рядом с ним десятиклассница — ну, технически, девятиклассница — которая натянула свои стринги так высоко, что их можно увидеть поверх джинс. Он не сводит с меня глаз, уголки губ слегка приподняты. Улыбается. Этому сукиному сыну здесь делать нечего. Его никто не приглашал. Мне-то не страшно, а вот сердце начинает бешено колотиться.