Стоит ли мне писать?

— Понесете. Штраф размером в месячное жалование. Младший капитан, разберетесь. В лазарет, сер Райан, немедленно.

— Обязательно, милорд. — заверил Бланк, сверля Мельхиота своими маленькими глазками.

Маршал со своей свитой отправился дальше. Мельхиот не верил, что отделался так легко. Он уже ожидал, не трибунала, конечно, но, как минимум, увольнения с позором. Но сказать, что он чувствовал облегчение — означало бы соврать.

— Ты наверно думаешь, что я должен тебя поблагодарить?

С помощью товарищей, сер Райан поднялся на ноги. Его рука, действительно была в очень плохом состоянии. Обычный воин может забыть о службе с такой рукой. Опытный в увечьях, Мельхиот сразу определил, что локоть раздроблен. Но он не сомневался, что рыцарь может расчитывать на самые лучшие способности клириков — «Это не поваренок со сломанным носом». Самые сильные отвары, магические настойки — дети благородных кровей почти не знали, что такое болезни.

Сер Кларк старался не смотреть в сторону Мельхиота, его подбородок гневно трепетал. Второй рыцарь рассматривал двуручника с настороженностью и подозрением.

— Возможно это мне стоит благодарить вас, за преподнесенный урок. — загадочно произнес сер Райан так, что товарищи уставились на него в изумлении.

— Прошу извинить, не смогу исполнить реверанс со сломанной рукой. — не смотря на необычайно вежливый тон, и явную боль, рыцарь смотрел на двуручника сухо и крайне заинтересованно. Словно на предмет весьма дорогого торга. — Увидимся. Отведите меня в лазарет, друзья.

Отошедшие в сторону рыцари открыли зрелище, от которого у Мельхиота сузились глаза — за ними так и стоял все это время ультроп с обнаженным в его сторону мечом, и недвусмысленно «смотрел». Из щелей его глухого шлема исходил холодный, бледный свет на месте глаз.

Двуручник знал этот «взгляд». Он уже видел его на войнах ранее — ультроп был готов к бою.

— Знатно отличился. — пробурчал себе под нос парень, с огромным мечом за спиной, ловя на себе удивленные, восхищенные, ненавистные, заинтересованные взгляды. Он терпеть не мог быть в центре внимания, но за всякую выходку приходится расплачиваться.

Двадцать Четверный Регулярный Полк вышел на марш рано утром. И уже вступил в Беорнинг — земли барона Ландана. И это не только не могло остаться незамеченным. Это наверняка было весьма предсказуемо. Но, тем не менее, ни парламентеров, ни баронской дружины, ни, наконец, самого барона, видно не было.

— Вряд ли мятежный барон решил что Лафайетов суд пройдет мимо него вместе с армией гвардии?

Кто то из мечников рядом думал в том же направлении, не забыв поцеловать медальон своего прихода, при упоминании архангела света.

— Да, держи карман шире. Эти южные бароны только и мечтают всадить нож в спину королевству. Лучше десяток врагов, чем один такой союзник.

— Ага, только зазевайся, получишь в зубы стрелу. Воевал я как то на южных рубежах наемником еще во времена Баронской смуты. Да недалече дело было. В Реординге нанялся. Что на границе с Рейнсом почти. Насмотрелся на них, голубков, вдоволь, на баронов этих. Попомните мое слово: любой самый захудалый барон, в двое хуже матерой гадюки и в трое подлей.

— Разговорчики. — лениво пресек беседу проезжающий на лошади, засыпающий офицер.

— Ага, вы гляньте, с такими командирами только на демиургов в бой ходить. — громко прошептал раздосадованный рядовой, дождавшись пока проедет офицер, вызывая смешки товарищей.

— Про этого барона всякое говорят. Говорят, что он предался Тьме. И практикует некромантию.

— А да, я слышал, что он приносит в жертву младенцев.

«Ну да, какой же черный маг не приносит в жертву младенцев?» — усмехнулся Мельхиот. Он начинал уставать от этой пустой болтовни. Он знал, что её не под силу заткнуть навсегда, даже всем маршалам королевства сразу. Рано или поздно, солдаты неизбежно начинают трепаться от скуки.

— Лиховерец.

— Ха, много вы знаете о южных баронствах. — раздалось откуда то сзади.

— А тебе есть что сказать? Нет? Так и молчи.

— Не болтать во время марша. Вы что, осоловели, бродяги? Кто свалится от усталости сбив дыхание, погоню палкой. — прикрикнул разбуженный офицер.

— А-а-а-а.

Внезапно впереди колонны раздался шум, треск, брань и испуганные крики.

За спинами гвардейцев было видно очень немногое. Маршерующий полк поднимал столбом пыль на иссохшейся южной дороге. Дальше чем на тридцать метров ничего не разобрать. Все сливалось в одно неразбочивое очертание.

Но было заметно, что впереди маршерующие потеряли строй, и бросились в разные стороны.

— Что это?

— На нас напали?

— Молчать! Не выходить из колонны.

Несколько конных офицеров метнулись вперед. Колонна встала сама собой.

— Это умертвие! Это вестник смерти! Она пришла за нами. — вопили где то впереди.

— В строй! Стоять, сукины дети. Не терять строя.

В авангарде колонны, проглоченной пылевым туманом, разнеслось странное голубоватое свечение. В его свете стало отчетливей заметно, что потугами офицеров гвардейцы приняли щитовую оборону против высокой тощей темной фигуры, в двое выше обычного человека.