– Послушайте, не забывайте, – сказал он медленно и отчеканивая каждое слово, – что поручение очень опасное. Придется почти наверное пожертвовать своею жизнью для общего дела!..
– Ничего не значит, – отвечал я. – Вся наша жизнь состоит из опасностей… Я заразился, наконец, от турок фанатизмом и верю в предопределение, в судьбу…
Скобелев еще раз внимательно посмотрел на меня и протянул мне руку.
– Давайте вашу лапу, – сказал он. – Я верю вам, что вы сделали бы это. Я знаю вас хорошо, видел в сражениях и не сомневаюсь в вашей дикой храбрости. Поручение сумасшедшее. Я думал, кому бы поручить взорвать все ходы под нашею позицией в случае, если бы турки ей овладели! После того, как наши войска очистили бы ее и турецкие резервы появились на этих возвышенностях, вы должны были бы взорвать этих господ, похоронив, конечно, и себя тут же. И, откровенно говоря, я останавливался только на вас! Нужно много самообладания, чтобы в эту великую минуту добровольно обречь себя на гибель…
Я начал доказывать генералу, что, напротив, в нашей армии было много подобных примеров, что охотников, крикни только он клич, явятся целые десятки, указывал на пример Архипа Осипова[267]
, который в Кавказскую войну 1840 года, в укреплении Михайловском, взорвал пороховой погреб и погубил этим целые тысячи горцев… Генерал снова пожал мне руку.– Еще раз благодарю вас. Теперь я спокоен. Если придется предпринять что-нибудь подобное, я буду смело рассчитывать на вас!
Во время этого разговора все молчали и внимательно слушали слова генерала.
Ч
ерез несколько дней после упомянутого обеда 4-й корпус покинул свои насиженные позиции под Константинополем и двинулся на запад, к Адрианополю. 16-я дивизия направилась по полотну железной дороги, а 30-я – вдоль берега Мраморного моря. Лошадей своих и наших, штабных, а также большую часть вещей Скобелев приказал отправить с полками. Через два дня после выступления всего корпуса мы с Михаилом Дмитриевичем выехали из Сан-Стефано, послав последний привет Босфору и Константинополю, в который так и не удалось проникнуть ни одному русскому штыку.За Чаталджой мы уже начали обгонять двигавшиеся войска 16-й дивизии, которые растянулись до самого Люле-Бургаса. Приехав в этот город, мы застали уже здесь некоторые части Владимирского полка. По мере углубления нашего в глубь страны, турецкие войска двигались по нашим следам и последовательно занимали покидаемые нами земли. В Люле-Бургасе Скобелев узнал, что город Айрополь занят батальоном турецких войск, которые, таким образом, очутились между 16-ю и 30-ю дивизиями. Скобелева эта новость ужасно возмутила.
– Они не имеют права занимать Айрополь до тех пор, пока мы не отойдем к Баба-Ески. Дукмасов! Поезжайте сейчас с десятью казаками и с Луцкановым в Айрополь и во что бы то ни стало выпроводите оттуда этот батальон. Вслед за вами я пошлю отсюда батальон Владимирского полка, два орудия и сотню казаков. И если турки не захотят добровольно очистить город, то я уполномочиваю вас своим именем употребить силу и с посланными войсками взять его с бою… Вот на этой карте, – продолжал он, развернув передо мной большую карту Европейской Турции, – отмечена демаркационная линия и где находится какая часть. Если по дороге вы заметите отступление с какой-либо из сторон, то прикажите сейчас же моим именем его исправить. Из Айрополя поезжайте в Баба-Ески. Я осмотрю здесь подошедшие полки, а потом тоже отправлюсь туда. Да сообщите туркам, что я написал уже в Константинополь об этих беспорядках. Занимают позиции в тылу наших войск! Ну, с Богом! Я надеюсь, что вы уладите дело мирно. Думаю также, что турки не будут сопротивляться и не заставят нас употребить крутые меры. Иначе им придется раскаиваться!
Через несколько минут я с десятью казаками и с болгарином Луцкановым скакал уже по шоссе в город Айрополь. Часа через три, проехав около 35 верст, мы были уже в Айрополе. Городовой совет, куда я обратился, сейчас же отвел мне очень хорошую квартиру. Я немедленно отправился с переводчиком к командиру табора, занимавшего город. По улицам нам то и дело попадались турецкие солдаты с ружьями и с удивлением осматривали меня. Командир табора – какой-то низенький, некрасивый подполковник (юс-баши), лет сорока пяти, со смуглым, несимпатичным обрюзглым лицом – принял меня в своей квартире с недоумением. Я через Луцканова отрекомендовался и объяснил цель моего посещения.
– Генерал Скобелев, – сказал я, – очень удивлен, что вы занимаете Айрополь и деревни в тылу наших войск. Он написал уже об этом в Константинополь и требует, чтобы вы немедленно же очистили город.
Турок был сильно этим поражен и начал доказывать, что он никак не может выйти из города, так как в нем находится очень много разных хозяйственных запасов, перевезенных по приказанию его начальства. Словом, турок отказывался исполнить требование Скобелева.