Стою за правду и за армию!

– Ты чего тут рожи строишь и нагибаешься! – обратился к нему Скобелев, когда Круковский чуть не пролил суп, усердствуя спрятаться от пуль. – Я вот прикажу твое высокообезьянство выставить на этот вал. Турки, наверное, разбегутся в ужасе, увидев такую рожу.

Круковский струхнул не на шутку. Он посмотрел искоса на генерала, потом на траншею, как бы соображая – шутит ли генерал или нет, а также о степени опасности, и еще более углубился в свое дело.

– Ты думаешь, что я шучу? Нисколько! На ночь ты останешься здесь и пойдешь на вылазку с охотниками. Слышишь?

Круковский еще более пугался, а мы хохотали над его смущением.

Обед с музыкой прошел очень оживленно, с шутками, остротами. Я в этот день был дежурный при Скобелеве и после обеда, по своей обязанности, ходил по всем траншеям проверить расположение и доложить генералу. Солдатики высматривали заметно бодрее, везде слышались разговоры, остроты. «Хорошо это янарал выдумал, что музыку сюда пригнали. Не так страшно и не скучно. Да и турок надо позабавить: они, видь, нехристи, небось от роду не слышали такой. Вот бы под музыку и энти редуты брать. Помирать бы веселее!..» Словом, настроение сразу изменилось к лучшему. Постройка нашего редута между тем быстро подвигалась вперед. На левом нашем фланге впереди траншеи и параллельно ей устроены были в некотором расстоянии одна от другой ямы, куда по ночам залезали наши секреты. Секретами этими заведовал молодчина унтер-офицер Владимирского полка Попов, обладатель трех Георгиевских крестов. Он-то и предложил соединить ночью эти ямы траншеей. Куропаткин согласился с его мыслью и предложил на обсуждение Скобелеву.

– Что ж, прекрасно, – отвечал Михаил Дмитриевич, – я ничего против не имею. Так как инициатива этой траншеи принадлежит Попову, то пусть он будет и начальником ее.

Попов, услышав о приказании Скобелева, был в восторге от возложенной на него миссии и поклялся, что живым не отдаст неприятелю своей траншеи.

– За Государя, за начальство и за Рассею живот свой положу, – говорил он.

Мне несколько раз после того приходилось видеть Попова, слышать его рассуждения, взгляды, и я всегда поражался, что в простом, необразованном человеке был такой светлый ум, такая сила логики, такое разумное и честное отношение к своему долгу при твердой воле и замечательной отваге. Его команда состояла от 30 солдат, в которых он умел вложить такие же убеждения и энергию.

– Смотрите, братцы, – говорил он им, – генерал на нас надеется. Докажем, что мы не трусы! Отступать не сметь ни в каком разе!

Сообщение этой траншеи с позади лежащей возможно было только по ночам. Днем это расстояние в 50 шагов было немыслимо пробежать даже одиночному человеку, так как до турецких траншей было не более 200 шагов. Чтобы хотя немного обезопасить храбрых защитников этой передовой траншеи, Скобелев приказал соединить ее ночью прикрытым путем с главною траншеей, а также расположить впереди ее проволочную сеть и каменные фугасы[197] – все это на случай атаки неприятеля. Траншеи все росли в своих размерах и наконец достигли надлежащей высоты. Прикрытые пути были тоже устроены, и сообщение стало совершенно безопасно. На флангах траншей даже поставили скорострельные орудия. Хотя траншейные работы были почти все окончены, но Скобелев все не покидал позиции – ему хотелось окончить еще постройку редута и вооружить его четырехфунтовыми орудиями.

Эти дни перестрелка не прекращалась совершенно ни на один час. В то время как на других пунктах плевненских позиций царствовала глубокая тишина, изредка лишь прерываемая одновременным грохотом целых сотен орудий, у нас трескотня не умолкала. Особенно бесило, когда ночью, утомленный, только что заснешь на земле – вдруг ни с того ни с сего раздается перепалка. Вскакиваешь на ноги и бежишь узнавать о причине, а причина обыкновенно самая пустая, часто даже вовсе без причины. Главнокомандующий очень интересовался нашим отрядом и ежедневно присылал ординарца, который справлялся о положении дел у нас и неприятеля. Так как от нашей позиции на первом гребне до турецких редутов (Скобелевского № 1, № 2, Крышинского и проч.) было довольно далеко, до трех и более верст, и наши «крынки», конечно, не доставали на это расстояние, то турки обыкновенно высыпали днем на валы редутов и на траншеи, спокойно разгуливая по ним и рассматривая наши позиции. Скобелева это ужасно бесило. «Надо их отучить от этого», – сказал как-то он и обратился с просьбой к Главнокомандующему прислать ему несколько крепостных ружей Бердана, которые стреляли на значительные расстояния. Его Высочество приказал выдать нам 16 ружей, и скоро несколько басурман поплатились жизнью за свое любопытство. Остальные же перестали более выставляться напоказ.

Глава IV