Стоход

Днем к мосту Савка послал десять морочанских мужиков из самых бедных, тех, кого он считал ненадежными. Мужики подобрали останки незадачливых карателей и привезли в комендатуру. На второй день на похороны согнали жителей всей Морочны и ближайших сел и хуторов. Прикрываясь стариками и детьми, полицаи, видно, надеялись быть в безопасности. Памятны им были похороны Советской власти.

За два дня слава о красном генерале Миссюре разлетелась далеко за пределы района. Многие верили, что в лесу обосновался не Антон Миссюра, а настоящий, оставленный в тылу фашистов или заброшенный десантом генерал, однофамилец Антона Миссюры.

Морочанам откуда-то стали известны все подробности «победного» похода карателей. Люди втихомолку потешались над трусостью полицейских. А шеф Гамерьер чуть не застрелил Савку Сюсько за то, что из-за его непредусмотрительности погибли трое лучших полицейских.

Позже всех подробности происшествия на мосту узнали в отряде Антона. Заминировали мост сразу, как только получили сообщение Олеси о том, что Савка затевает облаву на отряд. Делали это сам Миссюра, Санько и прибившийся к отряду сапер, старшина Александр Бурдин, человек молчаливый, но неистощимый выдумщик. Бурдин и приписал слово «генерал», когда фанерку с надписью уже закрепили на мосту. На вопрос Миссюры, зачем он это сделал, Бурдин ответил:

— Написать «бывший батрак Миссюра», так никого не удивишь. А тут солидно…

Узнав о провале карательного похода полицаев, Оляна и радовалась за Антона, и боялась. Ей казалось, что слишком долго не вызывает ее Сюсько, значит, готовит какую-то каверзу.

И когда в полночь загремели ключи и заскрежетала окованная дверь, Оляна с готовностью спустилась с нар, уверенная, что пришли именно за нею.

«В «Хвоинки»… — холодеющими губами прошептала она. — Только бы Антона не поймали. Только бы он уберегся».

В распахнувшуюся дверь втиснулся Левка Гиря. Одной рукой он, словно мешок, втащил в камеру человека. Брезгливо шмыгнув носом, выскочил и гулко захлопнул дверь.

Глухой, тяжелый стон наполнил густую тьму камеры. Как только дверь за полицаем захлопнулась, заключенные бросились на помощь новичку. Дали воды. Положили мокрую тряпку на виски.

Несчастный постепенно успокоился, затих. Когда ему стало легче, его решили положить на нары. Он отказался и просил оставить его в покое. Заключенные один за другим возвратились на свои места. Долго сидели молча, ожидая, что еще придумают полицейские. Но в коридоре, кроме пьяных выкриков дежурных полицаев, ничего не было слышно.

Какой-то высокий, писклявый тенор голосил переведенную на русский язык немецкую песню:

Мы пройдем от Карпат
До Урала-а…

Пьяный Левка опять выкрикивал то, что арестованные слышали каждый вечер:

— Я требую! Я буду комендантом. С Миссюрой я расправлюсь в два счета. У меня ни один полицай не погибнет на каком-то там гнилом мосту! Савка? Чем я хуже Савки? Хлопцы, хлопцы, вы только послушайте, у него ж даже фамилия не подходит для коменданта. Сами подумайте: Савка Сюсько… Черт зна что! Собачья фамилия! А теперь послушайте другое: комендант морочанской полиции Лев Гиря!

Левку, наверное, никто не слушал, потому что ответа на его речи не было. Полицейские дошли уже до той степени опьянения, когда все говорят, но никто не слушает.

Этим решили воспользоваться арестованные и хоть поговорить о том, о чем днем говорить нельзя даже шепотом.

Молодой парень, Сильвестр Заруба, попавший сюда за то, что перевез на лодке через Стоход раненых красноармейцев, в который раз просил лесника рассказать про Миссюру.

— А то правда, будто Миссюра — советский генерал? Говорят, вроде бы его оставили тут специально.

— Значит, правда, раз говорят, — нехотя отвечал лесник, которого уже допросили и завтра обещали отвести в «Хвоинки». — Видно ж, правда, раз ни днем ни ночью он не дает покоя немцам да полицаям.

— Говорят, и то правда, — продолжал лесник, не видя в темноте, как жадно слушают его. — Вот же два раза попадался он и каждый раз уходил. Да так ловко, что дай бог каждому.

Оляна вздрогнула, услышав слово «попадался». А Сильвестр заинтересованно переспросил:

— Неужели ж попадался? Ну ты так, потихонечку расскажи. Не бойся, мы ж никому…

— А мне теперь чего бояться? «Хвоинки», считай, мои. А больше ж нечего бояться. Ну, так слушай… Армия у Миссюры очень крепкая, целая дивизия. Стоит она в лесу.

— В нашем?

— В лесу от Пинска до самого Ровно.

— Ого-о-о!

— А только Миссюра любит сам все увидеть и разузнать. Один раз и пришел он в Дрогичин посмотреть, что немцы везут на фронт. Да тут его кто-то узнал. Пришел он под видом простого мужика, в постолах. Да кто-то по родинке узнал. У него над правым глазом родинка, большая такая. Вот она-то и спасает его от пуль и всякой напасти.

Оляна облегченно вздохнула: значит, речь не об Антоне, у того нет никакой родинки на лице…

— Ну, забрали его и повели. Он, ничего себе, идет, улыбается, шутки рассказывает.

— Вот человек!