Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 1

          Зыбилась рожь. Порхали мотыльки.
И жаворонки пели в небесах.
Синели меж колосьев васильки.
          И было равновесье на весах
Души: ни зла господства, ни добра,
И тайны все сокрылись в камышах.
          Но не было и нас уже: с утра
Времен мы сладко спали в пирамиде
За изваяньем истукана Ра.
          И души лишь в совсем незримом виде
Витали меж колосьев золотых,
Как мотыльки, что спали в хризалиде.
          И слышался веков печальный стих...
Но вдруг вблизи раздались чьи­то стоны,
И шелест золотых колосьев стих.
          И косарей нагих на желтом склоне
Узрели мы с цепями на ногах,
Под свист бичей работавших в полоне:
          И выжжено тавро на их плечах.
Как в пирамидное всё было время,
Исчезнувшее уж давно в веках.
          Тисками охватило будто темя
От всколыхнувшихся внезапно дум, –
И предпочли небытия мы бремя,
          Где никакой не страшен уж самум.

РАЗДВОЕНИЕ

          Я выхожу по временам из тела
И на себя гляжу со стороны,
Как в зеркало глядят, когда нет дела.
          И страшны мне потертые штаны,
И выцветшая, смятая рубаха,
И разлохмаченные седины,
          И облик весь, от скуки и от страха
Напоминающий засохший гриб.
И кажется мне, что давно уж плаха
          Приять должна б того, кто так погиб
В бездействии, как этот человек
С глазами вяленых на солнце рыб.
          И он мне всех противнее калек
И торжествующих чертей Энзора:
Ведь я классический по духу грек,
          И чужды мне Содомы и Гоморра.
Но я устал от сотни хризалид,
Устал от материального позора!
          И всё же это мне сужденный вид,
И я вернусь под шутовскую маску,
В объятия суровых Немезид,
          Чтоб досказать таинственную сказку
В железной вязи дантовских терцин.
Я заслужил лазури вечной ласку,
          Низверженный я Божий Серафим!

ПАСТУХ

          Я был пастух и гнал овечье стадо
В ущельи темном средь нависших скал:
В Иерусалим пробраться было надо.
          Но отовсюду хохотал шакал
И волки щелкали на нас зубами,
И я дубиной стадо защищал.
          И две овчарки с пламенными ртами
Мне помогали вражий легион
Удерживать за черными тенями.
          Но всё ж то тут, то там, как испокон,
Заблудшая овца вдруг исчезала,
Хоть и дробил я черепа сквозь сон.
          Так шли мы долго... Звездная уж зала
Совсем поблекла, словно ведьма злая
Все звездочки на вертел нанизала.
          Собаки с пеной шли у рта, не лая,
И волки растащили всех овец.
И шел я, шел, себя не понимая,
          Пока в тумане утра, наконец,
Не узрел пред собой Иерусалим,
Где в храме будто бы живет Отец.
          Но не посмел опальный серафим
Предстать пред Ним с собаками лютыми,
И он заполз в пещеру, как филин, –
          И жизнь свою закончил в строгой схиме.

ЗАУТРЕННЯЯ