Столешников переулок

В будни улица Горького кажется натянутой и вибрирующей, как струна. Особенно, если смотреть в солнечный летний день от Кремля. Она вначале как бы прогибается под тяжестью автомобилей, а потом, попривыкнув, выгибает спину, и не успевшие проскочить ее люди и машины скатываются к Манежной площади. Возле гостиницы «Интурист» стояли на самом краю тротуара, рядом с вишневыми «жигулями-девяткой» с помятым крылом, три молодые проститутки в коротких кожаных черных мини-юбках и черных колготках – профессиональной униформе. Две были так себе, а третья притягивала взгляд. Блондинка с короткой стрижкой и красивым и дерзким лицом амазонки. Она, напоминая нетерпеливого боксера на ринге перед боем, переставляла стройные длинные ноги в туфлях на высоченных каблуках и что-то задорно произносила – может быть, оскорбления в адрес противника. На немного припухшем от пьянок лице читалось полнейшее презрение к чужому мнению о ней. Видимо, только осваивает профессию, не огрубела в отличии от стоящих рядом коллег, которые смотрели на людей без лишних эмоций, чисто потребительски: клиент – не клиент. А может, так казалось из-за ее смазливости. В порочность красоты верится труднее, чем в порочность уродства. В вишневых «жигулях» сидели два жлоба с квадратными – так подстрижены – головами на толстенных шеях. Один курил, а второй с бычьей неторопливостью жевал жвачку и наблюдал за двумя проститутками, которые вертелись возле высокого иностранного автобуса, серо-бело-синего, в который садилась группа стариков и старушек, наверное, немцев, потому что движения у всех похожие, заученные и в одном темпе: айн-цвай-драй… [5] У входа в гостиницу стояла современная коробейница – пожилая женщина с щеками, нарумяненными, как у матрешек, которыми она торговала. Деревянный короб с разнокалиберным товаром глубоко вдавливался в ее выпуклый живот и большие обвисшие груди закрывали часть игрушек. Некоторые матрешки имели мужские лица и не простые, а президентские: первого и последнего эс-эс-эс-эровского и первого (и последнего?) российского. Из гостиницы вышли двое мужчин, высокие, сухощавые, белобрысые, с костлявыми лицами без жировой прослойки, обтянутыми кожей, которая была покрыта ярко-красными, аллергическими пятнами. Они обменялись фразами на иностранном, наверное, финском, языке и заулыбались, показав крупные белые зубы. Отмахнувшись от коробейницы, направились к трем проституткам. Амазонка помахала им рукой, шагнула к вишневым «жигулям» и что-то сказала жлобам. Тот, что жевал жвачку, лениво кивнул.

Оборачиваться и смотреть, что будет дальше, не хотелось. Понятно, что будет, но, если не видел, остается надежда на непорочность красоты.

Возле Центрального телеграфа бабулька с трясущейся седой головой разложила на серо-черном парапете подземного перехода пучки укропа и петрушки. Прохожие останавливались, спрашивали цену и шли дальше, а бабулька каждый раз передвигала пучки по мятой газете и что-то бормотала себе под нос. Может быть, ответ на невысказанные упреки за высокую цену.

Через переулок, у входа в промтоварный магазин, выстроились четыре торговки, сручницы, как их называют. Все четыре молодые, чуть за двадцать, но обабленные, с небрежностью в одежде и макияже, который присущ заботливым мамашам. Две предлагали женское белье, белое и черное, третья – колготки, четвертая – розовую кофточку. Возле них останавливались все проходившие мимо женщины, разглядывали товар, приценивались, но ничего не покупали. Ночью и здесь будут тусоваться проститутки. С вечера до утра улица Горького превращается в бордель на открытом воздухе. Казалось, что сручницы, отработав дневную смену, выйдут сюда и ночью. По крайней мере, одно у них общее – торгуют на свой страх и риск. Только ночные продают свое, а дневные перепродают чужое.

И дальше по улице, почти возле каждого магазина кто-то чем-то торговал с рук. Даже Юрий Долгорукий, казалось, предлагал купить у него щит или коня. В оправдание показывал рукой на торгующих под книжным магазином «Москва». Непонятно было, кто все это покупает? У большинства зарплаты не хватало даже на еду. Или сручники друг у друга?