Чем ближе подходили к подъезду, тем мощнее становился фон страха, исходивший от нее. Боязнь потерять деньги – плата за удовольствие при их зарабатывании. В подъезде пахло гниющим деревом. Этот аромат прижился во всех старых московских домах, даже в тех, где и гнить-то нечему. Тата остановилась, пошевелила тонкими ноздрями, будто могла определить опасность нюхом.
– Подожди здесь, пока не скажу, – попросила она у лифта и пошла по лестнице.
Юбка ее покачивалась с небольшим запозданием, словно прилипала к сухим лодыжкам и с трудом отлипала. Попка не ахти. Ничего сексуального, лишь притягательность запретного плода.
Тата положила левую руку на ягодицу и плавно пригладила юбку к бедру, словно осторожным движением, боясь сломать, сдвинула с себя чужой взгляд. Затем повернула на следующий лестничный пролет и исчезла из вида. Только каблучки отбивали такт, размеренный, наверное, самый приятный для нее. Они затихли на площадке четвертого этажа.
– Я уже, – сообщила Тата. – Спасибо!
– И тебе.