Столешников переулок

...

Drive types or diskette types not compatible. [14]

У этого,

кто впаян в зеркало,

дальтония слуха,

насморк речи,

полосатые совесть и тень.

Зеркало было прямоугольное, примерно пятьдесят на сорок сантиметров, прикрепленное восемью жестяными зажимами к деревянной подставке. Хмурый, одетый в новый серо-зеленый костюм-тройку, темно-зеленый свитер-гольф и незаменимые желтые ботинки, поглядел в него еще раз и протянул, сказав:

– Пусть у тебя побудет. Не хочу, чтобы эти в него смотрелись.

Эти – жена Юры Невского по имени Марина и ее подруга Наташа, прапорщик воздушно-десантных войск. Марина приезжала сюда где-то за неделю до исчезновения ее мужа. Так как в семье «паровозом» была она, ограбление Хмурого прошло не без ее морального участия. Женя опять понадобился (гостиницы в Москве дорогие) и ему была рассказана байка, что с мужем развелась, мол, как можно жить с таким подлецом.

– Ясино зеркало?

– Да, – ответил Хмурый.

– Будешь хранить до ее возвращения?

– Она вернулась позавчера, – сообщил Женя. – Позвонила, чтобы встретил и помог перевезти вещи с аэропорта на железнодорожный вокзал. В Германию учиться ее не послали. Поработала в Польше. Говорит, официанткой. Платили мало, полиция постоянно грабила. Решила вернуться.

– А может, проституткой?

– Не знаю, – не обидевшись, как раньше, ответил он и нахмурился, пошевелив длинным носом, будто унюхал что-то неприятное. – Она не рассказывала. Больше меня расспрашивала. Особенно после того, как дал ей на дорогу сто баксов. Как узнала, сколько зарабатываю, хотела билет сдать и остаться. Но все-таки уехала.

Хмурый теперь работал в российско-американской торговой фирме, с директором которой, Стасом, познакомился в секции каратэ. Оттуда и костюм и свитер – директор заставил носить. Только на ботинках Стас сломался, решив, наверное, что у каждого свои недостатки и желтый – не самый тяжкий.

– Раньше она была красивее, – добавил Женя, глядя в пол.

– Судя по твоим словам, она не изменилась. Просто за эти годы ты намечтал ее.

– Наверное, – безропотно согласился он.

– Делай, как я: утешайся мыслью, что отношения между мужчиной и женщиной – это всего лишь обмен жидкостями.

Женя зябко передернул плечами:

– Ну, ты как скажешь!

– Предлагаю другой вариант: любовь – это бессознательный выбор наилучшего партнера для производства потомства. Правда, партнер частенько делает неправильный выбор. Наверное, относится к этому делу сознательнее.

Хмурый улыбнулся кончиками губ:

– И помогает?

– Нет, конечно, но чем-то же надо заниматься, чтобы не ковыряться в собственных болячках. Я думаю, это к лучшему, что она не осталась здесь. На твою шею и без нее найдутся халявщики.

– Уже нашлись, – вздохнув, сообщил Женя. – Ладно, пора на работу.

– Как дела на фирме?

– Растем! Уже вышли на пять тысяч баксов месячной прибыли! – похвастался он. – Стас говорит, что когда здесь наладим дело, я стану директором, а он уедет в Штаты, будет сам заниматься закупками. Зачем нам компаньон американец? Без него справимся! – Отойдя к двери, он вспомнил: – Да, Камиль звонил. Сегодня вечером приезжает в Москву за товаром на двух двадцатитонных фурах. Тоже раскрутился, молодец! Я сказал, что у меня занято, может, у тебя переночуют.

Хмурому даже в голову не приходило, что кому-то непрошеные гости ни к чему.

На кухне возились у плиты Марина и Наташа. Прапорщик была выполнена в черно-белых тонах: черные густые волосы и брови и белое, не без помощи штукатурки, лицо; белый гольф и сверху черный джемпер, обтягивающие широкие плечи, объемный бюст и выпуклый живот, напоминающий третью сиську; черные шерстяные лосины, зрительно утолщающие худой зад и тонкие короткие кривенькие ноги, белые носки с серыми пятками и тапочки. Марина была крашеной блондинкой с милой улыбкой и локотками, остроту которых не скрывал даже светло-серый свитер домашней вязки, великоватый на нее, наверное, мужнин. Черная юбка была выше колен, как бы мини, но с поправкой на возраст за тридцать. Женщины снимали накипь с мяса, варившегося в Жениной новой турецкой кастрюле, никелированной, с двумя черными пластмассовыми ручками на боках и одной на стеклянной прозрачной крышке, которая лежала на столе. Рамиль любил утверждать, что русские женщины ленятся снимать накипь, наверное, и им повторил, поэтому Марина и Наташа в две ложки доказывали обратное. Из движений Наташи так и сквозила мужиковатость: резкие и никаких сомнений, сплошная однозначность.

– Дай я, – отодвинула она подругу от плиты. Скрипучий голос был не женский, но и не мужской.

– Добрый день!