Столешников переулок

...

Disk unsuitable for system disk. [15]

– Наверное, не надо было мне приходить, – произнесла она.

– Надо. У тебя ведь нет подружки, не с кем поделиться эмоциями.

– Не умею дружить с женщинами, – призналась Инга.

– Вот я и буду твоей подружкой. Я и был ею.

И кельи, и камеры

куб

возводит

в квадрат

и порок, и святость.

Макс, как обычно, ввалился в комнату без стука. Он считал, что формальности – это так скучно! И у него появился костюм, темно-серый. Из-под штанин, собравшихся внизу гармошкой, выглядывали носаки лакированных черных полуботинок. Верхняя пуговица светло-кремовой рубашки расстегнута и ослаблен узел огненно-красного галстука. Макс и галстук совмещались плохо, тем более, так неудачно подобранный. Брился Макс дня три назад, если не больше.

– Все играем? – спросил он, наполнив комнату запахом свежего перегара, хотя по лицу не видно было, что пил.

– Что нам остается делать?!

– Жить, – ответил Макс. – Это интересней любой игры.

– Нет. Твоя жизнь – это всего лишь чужая игра. Лучше играть самому.

– Ты, как всегда, набаламутишь, а потом и сам понять не можешь. Для этого и баламутишь, – отмахнулся Макс. – Слушай, я по делу. Мастерша напрягает, что участок давно не убирали. Грозится выселить. Ты бы не мог пару раз в неделю пробежаться там? Зарплата, само собой, тебе. И доплатим, хавкой или деньгами.

– Попробую. Три участка – тяжеловато, конечно, но зима пока не очень снежная. Мне факс-модем надо купить, чтобы в Интернет выходить. Инга дала пароль канала ее фирмы, с вечера до утра он свободен.

– Во-во, купишь, что надо, – сказал он. – А то нам с Олегом некогда: такие бабки наклевываются.

– На рынке больше не торгуете?

– Там уже нечего делать, конкуренция, навара мало. Золотые времена Лужи прошли, – ответил Макс. – Я тут земляка встретил, чечена. Предлагает фирму открыть, будем кредиты получать, гонять авизо.

– Ты разве из Чечни?

– Ну. Семь лет в Грозном прожил, с шести до тринадцати. Но это было давно и неправда, – сообщил он. Становились понятны его любовь к лакированным штиблетам и небритость. – Вчера по телику бывшую мою улицу Шерипова показывали. Разбомбили, сволочи! Даже школу мою. Вторую. Из первой, девятнадцатой, меня в третьем классе выгнали. Мать перевела меня в тринадцатую. В моем районе сейчас самые бои идут. Ничего, пусть давят гадов. Как они к нам, так и мы к ним. Я, когда там жил, со своей улицы без корешей-чеченов – ни на шаг, иначе забьют только за то, что русский. Помню, после первого класса отправила меня маманя в пионерлагерь в горах. Вечером в клубе был фильм. Меня оттуда вызывает чечен, мол, вожатый зовет. Приводит за клуб, а там толпа местных поджидает. Меня, восьмилетнего пацаненка, так отделали, что до конца смены в больнице пролежал. Теперь наш черед, напомним им сорок четвертый. Жаль, меня там нет, я бы кое-кого пришил. Может, мотанем туда, постреляем?

– Это не для меня. Придерживаюсь принципа: если очень хочется убить, начни с себя.

– Сдурел?! – возмутился Макс. – Зачем себя?! Их будем давить.

– А чего ж ты с ними дела ведешь?! Или в бизнесе другие национальности: богатые и бедные?

– Угадал. Лучше с чеченом воровать, чем плевки с тротуаров слизывать, – произнес Макс и, вспомнив, что от его участка могут отказаться, перевел стрелки: – Смотрю, у тебя новый телевизор, цветной.

– Монитор.

– Ну, да, – согласился он и заглянул на экран: – Что показывает?

– Что захочу. Это ведь не телевизор, по которому показывают рекламу и что захотят.

– Ну, точно! – согласился Макс. – При социализме лучше было – никакой рекламы. Хотя мы и с ней чувствуем себя сухо и комфортно, – процитировал он слоган из рекламы гигиенических прокладок.

От излишней стыдливости россиян лечили ударами в пах. Россияне отбивались шутками на том же уровне.

– Поэтому и телик не смотришь? – спросил Макс.

– Подожду, пока его объединят с компьютером. Я буду сам себе составлять программу просмотра, выбирая из каталогов киностудий и телекомпаний и напрямую перечислять им оплату. А за просмотр рекламы платить будут мне, если соглашусь ее потреблять.

– А чего?! – весело поддержал Макс. – Я бы целыми днями смотрел рекламу – и бабки капают! Клевая работенка! Но нам так не жить, а если жить, то не долго! – посожалел он и прислушался к гудению системного блока: – Что там шумит?

– Вентилятор.

– А-а, – потянул он и припомнил очередную страшилку: – Я когда в армии служил, с нами через забор танковая часть стояла. На танках тоже вентилятор есть. Он крутится так быстро, что лопастей не различишь, сливаются. Один салага из любопытства сунул руку. Кисть отхватило, как бритвой. Весь танк кровью забрызгало.

– Приятное воспоминание.