Столетие Трагедии (СИ)

В госпиталь врывалась то одна, то другая группа матросов и солдат, причем наиболее скорыми на расправу оказывались первые. Победители, судя по всему, подкреплялись вином, а потому вели себя соответственно. Они поначалу заподозрили в юнкерах, находившихся в госпитале, только что стрелявших в них симулянтов, пытающихся уйти от суда. Но потом, измерив с помощью сестер температуру, "пожалели" их или побоялись заразы. Но в госпиталь врывались все новые и новые отряды и толпы матросов, солдат (наиболее заметными, естественно, оказывались первые), "хулиганов" и даже женщин, называвшими юнкеров "контрреволюционерами", "корниловцами" и грозившими их убить. В результате мало кто из юнкеров остался без зуботычин (хотя далеко не все об этом рассказали), а о предложениях "расстрелять" сразу или потом успели услышать все без исключения. Обычно матросы "били прикладами". Н.Мотев был 26 октября был разбужен "часов в десять ударом приклада в бок", а затем неоднократно получал "тычки". Впрочем, далеко не все матросы и солдаты вели себя подобным образом. Д.Е.Горель упоминал "матроса интеллигентного вида", который успокоил "матросов и хулиганов", собиравшихся перебить юнкеров, заявив, что "военно-революционный комитет приказал больных юнкеров оставить до утра". Складывается впечатление, что дворец заполнили вовсе не банды неуправляемых отморозков, а скорее отдельные отряды психопатичных матросов и солдат, которых сдерживали до известного предела "идейные" большевики, левые эсеры и анархисты. Как бы то ни было, арестованные в госпитале Зимнего дворца юнкера вряд ли думали, что худшее испытание ждет их впереди.

Утром 26 октября больных юнкеров построили, при этом "одного ударили прикладом, одного ударили в нос, одного по голове кулаком, грозили револьвером" и повели в Петропавловскую крепость. Уже здесь прозвучали призывы: "Убить, бросить в Неву!". Воспротивился какой-то унтер-офицер, потребовавший соблюдать спокойствие. 14 юнкеров конвоировало около 15 матросов и солдат. За ними следовала толпа разнузданных матросов и солдат, среди которых были также "рабочие и мальчишки", причем около десятка наиболее агрессивно настроенных матросов требовало немедленного расстрела пленников и периодически порывалось осуществить самосуд. И здесь выясняется, что конвоиры принадлежали к числу относительно дисциплинированных (по тогдашним понятиям) революционеров - среди них был даже "молодой матрос", который, как ни странно, не разучился краснеть. Миновали Зимнюю канавку, и возле шведского посольства один из матросов из толпы "поднял винтовку и выстрелом в голову убил юнкера Ирбе". И тогда "несколько матросов обратились к толпе с увещеванием", они же попытались выяснить, кто стрелял. Началась паника: уцелевшие юнкера сгрудились возле начальника караула, требуя защиты. Конвоиры посоветовали им держаться кучнее, не отставать, пригнуться - они пытались довести оставшихся арестантов до крепости невредимыми. Это удалось, возможно, потому, что двигались плотной группой, никто не отставал, а впереди процессии шел матрос, который кричал: "Разойдись!".

На подходе к Петропавловской крепости юнкеров ожидало новое испытание: когда конвоиры подвели их к воротам и сообщили охранникам, кого ведут, услышали "гостеприимный" ответ: "Ведите, места хватит, закопаем!". Скоро выяснилось, что это не шутка: во дворе крепости стоял грузовик с матросами, которые тут же направили на юнкеров винтовки. По-видимому, после этого момента возбуждение победителей улеглось, они резко сменили гнев на милость. В крепости уже находилось 58 или 59 юнкеров (вероятно, в большинстве своем из школы прапорщиков Северного фронта), которые, между прочим, сообщили, что "до Петропавловки их привели во флотский экипаж, где матросы их накормили". В крепости вновь доставленные юнкера получили по два куска сахара, хлеб и кашу (правда, ложек на всех не хватило); на этом продукты, как видно, закончились, и им более суток есть ничего не давали. Спать юнкерам пришлось на полу без матрацев, однако издевательств больше не было. Основная масса больных юнкеров, по свидетельству Савельева, находилась в крепости до 12 часов дня 27 октября, после чего их перевезли в 255 городской лазарет.

Для участников насильственных действий обычно характерен крайний перепад настроений - от поистине изуверской озлобленности до "благодушия победителя". Так было и на сей раз.