Столетие Трагедии (СИ)

Первым дал показания представителям городской думы 26-летний Дмитрий Ефимович Горель (в случаях, когда возможно установить, фамилии, имена, отчества приводятся полностью) из Петроградской школы прапорщиков инженерных войск. О себе он практически ничего не рассказал, кроме того, что "страдал пороком сердца", зато сообщил немало интересного о произошедшем. Вторым высказал свои впечатления о событиях во дворце Иван Дмитриевич Котов, из той же школы прапорщиков, в прошлом студент института путей сообщения. Третьим допрошенным оказался 20-летний Тадеуш Станиславович Рутковский, окончивший ранее коммерческое училище в Варшаве и поступивший в 1917 г. в 2-ю Ораниенбаумскую школу прапорщиков. Эти трое и дали наиболее подробные показания представителям городской думы о происходившем в Зимнем дворце.

Второй допрос носил скорее формальный характер. Все юнкера были освобождены в тот же день 11 ноября под стандартную подписку о непротивлении новой власти. Из десяти человек "ранены" в Зимнем были лишь двое: один (юнкер 2-й Ораниенбаумской школы прапорщиков Рутковский) кусками штукатурки, свалившимися с потолка или стен ему внутри Зимнего дворца при его обстреле; другой (юнкер школы прапорщиков Северного фронта Иоган Лерх) едва не лишился правого глаза от удара штыком после того, как его товарищ-юнкер неловко наклонился с винтовкой за спиной. Один из юнкеров (Борис Яппу из Петроградской школы прапорщиков инженерных войск) "страдал неврозом сердца" в течение 12 лет, другой (юнкер Петроградской школы подготовки прапорщиков инженерных войск Николай Мотев) - также "сердечными припадками и неврастенией" то ли шесть, то ли десять лет, еще один юнкер (Николай Медиокритский из школы прапорщиков инженерных войск,) "имея слабое сердце", около трех лет мучался "припадками и головокружением". Юнкер Петроградской школы прапорщиков инженерных войск Иван Дмитриевич Котов, как обнаружилось во время допроса следователем Петроградского Совета, также был неврастеником - он упал в обморок, когда понял, что ему придется стрелять в соотечественников, а Иван Лехель из той же школы потерял сознание в результате нервного припадка. Остальные трое (Александр Василенко, Николай Иванович Савельев, Виктор Иванов - все из Петергофской школы прапорщиков) были простужены и жаловались на головные боли, боли в животе.

Обилие среди юнкеров лиц с "нерусскими" фамилиями не должно удивлять: в петроградские военные училища шли безработные беженцы из прибалтийских губерний - им попросту некуда было деваться. К тому же в военные школы хлынули всевозможные "карьеристы тыла". Ну а евреи очень активно шли в военные училища уже потому, что им это впервые было разрешено - так они пытались повысить свой социальный статус. К лету 1917 г. в киевском Константиновском военном училище было произведено в офицеры 131 студента-еврея, в Одессе стали офицерами 160 евреев-юнкеров. В начале августа состоялся первый выпуск офицеров-евреев в военно-учебных заведениях Петроградского военного округа, причем только в одной 3-й Петергофской школе прапорщиков было произведено в офицеры около 200 человек. В уже цитировавшихся воспоминаниях А.Синегуба (кадрового офицера, дворянина) среди юнкеров постоянно мелькают еврейские фамилии, причем они аттестуются самым лучшим образом.

Но в целом, юнкера явно не относились к числу тех, кто был готов стрелять в солдат и матросов - это ясно из протоколов допросов. Возможно, знай они, что их ожидает в качестве пленников, они вели бы себя по-другому.

Может сложиться впечатление, что вместо будущих бравых офицеров Временное правительство защищала какая-то "инвалидная команда". Но общее количество оборонявшихся в Зимнем дворце могло доходить до 2000 тыс. штыков. Это была внушительная сила, при грамотно организованной обороне, а, главное, решимости сражаться, она могли бы сдержать нападавших противников - плохо организованных и, главное, вовсе не горевших желанием умирать во имя торжества революции. Но "боевого духа" защитникам Зимнего как раз и не хватало.

Более того, прибыв во дворец, юнкера стали митинговать. Будущие военные инженеры были недовольны неясностью цели их пребывания во дворце. Они хотели поговорить с юнкерами из других школ, но им этого не разрешали. Вместо этого их построили во дворе, где перед ними выступил министр Временного правительства и начальник обороны дворца П.А.Пальчинский. В сущности, защищать Временное правительство оказалось некому - недоучившиеся военные инженеры и врачи, как, впрочем, и оставшиеся без орудий артиллеристы могли оказать серьезное сопротивление разве что с отчаяния. Сам П.А.Пальчинский отмечал "растерянность и вялость офицеров и отсутствие настроения у юнкеров". Судя по сохранившимся фрагментам протоколам допросов, они искренне не понимали, что им предстоит оборонять Зимний дворец, и уверяли, что их отправили то-ли бороться с погромами, то-ли нести караульную службу.