Поначалу убийство Людовика Орлеанского казалось колоссальной политической ошибкой. Все принцы сплотились вокруг безутешной вдовы — Валентины Висконти, требуя мести от имени детей покойного герцога. Но чтобы наказать убийцу, нужна была военная сила. А к ней принцы прибегать пока не хотели. Их номинальный глава, герцог Беррийский, единственный оставшийся в живых из братьев Карла V, был благодушным стариком, не склонным к авантюрам и ценившим свой комфорт. Уклонялись от действий и анжуйцы, и даже Бурбон. Валентина нуждалась в более мужественном защитнике. Но при ее жизни такого не найдется. Только после ее смерти эту роль примет граф Бернар VII д'Арманьяк, алчный солдафон, чья дочь в 1410 г. выйдет за юного Карла Орлеанского и который позже, в 1416 г., получит меч коннетабля. В грядущей гражданской войне Бернар принесет зятю поддержку грозных гасконских банд, носящих в качестве знака различия белые шарфы крест-накрест, так что орлеанская партия от них получит название, которое вскоре станет одиозным, — «арманьяки». Но пока что в своем горе Валентина одинока; поддержку королевы и дофина Людовика Гиенского, женатого на кузине-бургундке, она не ставила ни во что. Король, перед которым прелестная вдова взывала о мести, поначалу выказал потрясение трагической смертью брата; но в редкие моменты просветления он мечтал лишь восстановить мир в королевском доме. Иоанну Бесстрашному в его фламандском убежище это было известно. Он пригласил своего дядю Беррийского и кузена Анжуйского приехать в Амьен для переговоров; домогаясь прощения, он поставил свои условия; в феврале 1408 г. он осмелился вернуться в Париж, зная, что под прикрытием общего примирения готовится его возвращение в фавор. Из-за множества препятствий этого дня пришлось ждать. Наконец король добьется проведения в Шартре 9 сентября 1409 г. торжественной церемонии, где все принцы забудут былые обиды, поклянутся в дружбе и пообещают хранить мир. Это первый худой мир, и в течение десяти лет гражданской войны последует еще много таких же, после которых война тотчас будет разгораться вновь.
Еще до того, как Иоанн Бесстрашный стал единственным, кто выиграл от Шартрского мира, он принялся хладнокровно развивать свое преимущество. Ему было недостаточно возвратиться в Совет, чтобы скромно играть роль раскаявшегося мятежника, которого, может быть, и простят. С циничной дерзостью он стремился оправдать свои действия, выставить себя поборником общественного блага. Именитый доктор университета Жан Пти, приобретший известность выступлением на соборе по вопросам схизмы, получил от него заказ доказать обоснованность убийства 1407 г., составил «Защитную речь» и в марте 1408 г. дерзко произнес ее перед королем и его советом. В ней он с удовольствием перечислил все растраты, мошенничества, поборы Людовика Орлеанского, совершенные в ущерб казне и государству. В ход шли любые сплетни; Людовик, развратный циник, человек любознательный, но разнузданный и переменчивый, в свое время дал пищу для многих оскорбительных слухов — говорили и об адюльтере, и о бесстыдных нравах, и о занятиях магией, отделить же во всем этом правду от лжи невозможно и по сей день. Но вывод делался категорический: Людовик вел себя как «настоящий тиран». А ведь христианская мораль, уроки истории и мудрецы допускают тираноубийство, признавая его даже настоятельным долгом, деянием «дозволенным и похвальным». В речи мэтра Жана Пти преступление 1407 г. превращалось в подвиг, свершение правосудия и выражение преданности короне. И пусть Валентина Висконти в свою очередь наняла юристов, чтобы по пунктам опровергнуть утверждения наглого крючкотвора. Завязалась длительная полемика. Но удар был нанесен. Иоанн Бесстрашный воззвал к общественному мнению, и оно в целом поддержало его.