Везде, где позволял видеть глаз, на бежевом пластиковом покрытии ДСП, топорно имитировавшем разводы среза дерева, красовались надписи с ценными советами: кого и куда необходимо послать и что при этом сказать. Для того чтобы «лестные» характеристики живущих ни в коем случае не прошли мимо читателей, они были обведены черным маркером дважды, а в качестве наглядных пособий к ним прилагались художественные репродукции.
— Ты не ответил на мой вопрос, — с вызовом проговорил Дмитрий, явно не торопясь нажимать на кнопку вторично. Заслонив панель своими широкими плечами, он прижался к ней спиной, обезопасив себя таким образом от враждебных действий противника. — Как ты узнал ее адрес? — без тени улыбки проговорил он, сурово глядя в лицо Артема.
— Интересненькое дело, — хмыкнул Артем, — тебе не кажется, что мы поменялись ролями? Это я хочу узнать, какого черта ты приперся сюда, да еще и с цветами?
— Не твое собачье дело, — огрызнувшись, Меркулов дернул за букет, пытаясь вытащить его из цепких объятий Артема.
— Ну ты, неврастеник фигов, дергай потише, а то цветочки поломаешь, — Обручев набычился и, сверкнув глазами, тяжело уставился на Меркулова. — Насколько я понимаю, ты тоже ехал на четвертый?
— Лучше бы я шел пешком.
Подозрительно глядя на Дмитрия, Обручев никак не мог взять в голову, что нужно Меркулову от его Алены, и тупиковое ощущение неизвестности начинало действовать ему на нервы. Парадный вид и помпезная внешность бывшего друга не ускользнули от его цепкого взгляда, а дорогой, купленный явно по поводу торжественного случая букет только усиливал зародившиеся подозрения.
— Чего это ты так расфрантился? — шевельнув ногой в остроносых «казаках», Обручев нащупал начищенный мысок ботинка Дмитрия и, сохраняя на лице широкую улыбку, смачно скользнул по блестящей поверхности кожи ногой. До полного выяснения обстоятельств появления неожиданного конкурента спешить было глупо, поэтому зависший лифт его не только не раздражал, но в данный момент даже радовал.
— Ты тоже не похож на сироту казанскую, — парировал Дмитрий. Почувствовав ботинок Артема у себя на ноге, он вспомнил, сколько усилий он приложил для того, чтобы его туфли приобрели необыкновенный, ни с чем не сравнимый зеркальный блеск, и в его глазах загорелся недобрый огонек. — Слушай, Обручев, — Дмитрий склонил голову набок и на какое-то мгновение замолчал. — То, что я при полном параде, — это понятно, а ты-то в честь какого случая таким франтом вырядился?
— Да нет, Меркулов, ты как всегда все перепутал, — прикрыв глаза и сжав губы в скептическую полоску, Артем отрицательно мотнул головой. — Мне сегодня по статусу положено красивым быть, а вот чего ты распетушился, мне неясно.
С трудом вытащив руку из-под букетов, Артем двумя пальцами, словно заправский ценитель, дотронулся до лацкана английского костюма Дмитрия.
— А материальчик-то дермецо, — провоцирующе протянул он, — да и булавочка давно из моды вышла, так, топорное издельице, в лучшем случае приобретенное в комиссионке по сходной цене.
— Зависть — не лучшее человеческое качество, — отрезал Дмитрий, — перед тем, как за дорогой материал пальцами хвататься, ты хоть руки-то сообразил помыть?
— Да мои руки чище твоего хваленого материала в сто раз, он же у тебя с прошлого столетия в шкафчике успел плесенью покрыться. Такую фактурку, — Обручев сделал вид, что вытирает свою руку о лацкан кожанки, — даже моль жрать не станет — отравления испугается.
— Чья бы мычала, — стараясь не показать вида, что слова Обручева почти достигли своей цели, уничижительно проговорил Дмитрий. — Ты со своими «казаками» носишься словно детсадовский младенец, а того в ум не можешь взять, что это ботинки нищего американского пастуха. И потом, Обручев, в сорок два носить клепаную косуху может только глубоко обиженный Богом человек.
— Это еще почему?
— Потому что в пастушеских обносках и с железяками пятнадцатилетнего тинейджера на плечах тебе самое место на паперти, потому что каждый второй не сможет пройти мимо того, у кого настолько явно больная голова.
— Пусть я в свои сорок два выгляжу, как мальчик без возраста, — начал кипятиться Артем, — зато ты в свой сороковник выглядишь как старый задрипанный пердун средней руки, задумавший соблазнить даму сердца старыми запонками.
Не обращая внимания на помятые букеты, мужчины подались вперед и, почти столкнувшись плечами, стали сверлить друг друга ненавидящими взглядами.
— Чего ты сюда приперся, другого времени не нашел? — грозно прошептал Дмитрий. — У человека, можно сказать, жизнь решается, а он…
— Это еще у кого из нас двоих решается! — перебил его Артем.
— Свалился ты на мою голову! — сокрушенно возмутился Меркулов. — Правильно говорят, что жалость — плохой советчик, не нужно было мне тебя ждать.
— Все равно у одной двери бы оказались, — сузил глаза Обручев.
Дмитрий хотел ответить, но на самом верху, за облицовкой потолочной панели, что-то звенькнуло, и в кабине стало совсем темно.