Столичный доктор. Том VI

Доктор исследовал мой рот с помощью зеркальца, поцокал языком, сочувствуя моему горю, и сказал, что зуб еще можно спасти. Предлагались на выбор пломбы из золота или амальгамы. Когда я улыбнусь, это будет совершенно незаметно. Я высказался в пользу золота – благо зуб не спереди и «цыганом» я не стану. Пускай только помогут.

Помощник поставил на столик коробочку, причем не металлическую, а деревянную. Странные сомнения начали закрадываться мне в голову. И когда это чудо начало голыми, блин, руками выкладывать инструменты на льняную салфетку, которую он явно вытащил из стопки, предназначенной для сервировки обеденного стола, мне стало еще хуже, чем до этого. То, что приспособления были больше похожи на набор палача-любителя – вопрос пятнадцатый. Таким меня не испугаешь. У хирургов и покруче бывают пилы. А вот то, что после этой процедуры как пить дать начнется гнойно-септическое осложнение, штука настолько вероятная, что на нее даже ставки никто принимать не будет. И делает он это так привычно, что я понял – здесь мне не место.

– Инструменты… чистые? – спросил я.

– Естественно, – ответил Гиршфельд. – Ваше сиятельство, не беспокойтесь. Мы сейчас всё дополнительно протрем спиртом.

Я рывком встал.

– До свидания, господа. Думаю, в вашем кабинете я помощь получать не желаю. У вас нет ни малейшего понятия об асептике!

Тут мой зуб решил напомнить о себе. То есть, он и до этого болел, но тут понял, что боль, от которой мне захочется открутить свою голову голыми руками – самое то. Но оставаться в этом гадюшнике я всё равно не собирался.

* * *

Дантист явно интенсивно занимался регби. Такого мощного прохода я от него точно не ожидал. Как он умудрился втиснуться в узкую щелку между мной и дверным косяком, представить не могу. Но дорогу перегородил. Впрочем, мозг мой в это время решал совсем другие задачи. Как не сдохнуть от зубной боли, к примеру.

– Ваше сиятельство, помилуйте! У нас самые чистые инструменты! Никаких осложнений за всю многолетнюю практику!

– Господин Баталов – хирург, – влез с разъяснениями молчавший до сих пор Семашко. – У них требования к асептике совсем другие. То, что его сиятельство увидел у вас – настоящая помойка для человека этой специальности.

Я только махнул рукой, давая добро на ведение дальнейших переговоров. Пожалуй, я уже согласен на что угодно, лишь бы убрать эту адскую боль.

– Может, мы что-то сделаем в экстренном порядке? Острый пульпит, возможен переход процесса на окружающие ткани…

– Спиртом… – простонал я.

– Налейте в чистую посуду спирт, мы погрузим туда инструменты, – начал отдавать распоряжения Николай. – Десять минут для шприца будет достаточно. Остальное – на полчаса. А пока давайте хотя бы оросим десну раствором кокаина.

Ладно, выживу, плюс один балл на экзамене тебе обеспечен. Значит, не всё потеряно еще, и про лечение что-то помнит, не только как страну спасать.

Один господь бог знает, как мне удалось пережить этот ужас. Голова после сверла еще час тряслась. Николай долго рассказывал об устройстве автоклава, стерилизации, и прочих новых для дантиста вещах. Знаю, всё это он у меня в смотровой подсмотрел, но вещал с таким видом, будто сам открыл все эти методы. Я в разговор не вмешивался, так как язык у меня после кокаина еле ворочался – жахнули его мне от всей души, чтобы и ясность в мозгах сразу наступила, и желание поработать, а не только обезболить десну.

Плату за лечение с меня Гиршфельд отказался брать категорически. Но что-то задумал, хитрый зубной докторишка. И, кажется, я знаю, что.

– Запрещаю использовать свое имя в каких бы то ни было целях, коллега, – с трудом произнес я. – Равно как и упоминать факт моего лечения у вас.

– Как можно! Врачебная тайна… – начал вещать дантист, но, судя по погрустневшим глазам, рекламную кампанию «У нас лечился сам Баталов!» я только что зарубил на корню.

Ссориться смысла нет: постоянную пломбу поставят через день, а пока я медленно травлюсь микродозами мышьяка, которым убивают нерв. Короче, за сто с лишним лет в стоматологии только скорость вращения сверла увеличилась, по большому счету. А, нет… Тонкие иглы появились – обезболивание лучше стало.

На службе доложился Николаю Васильевичу, что выжил. Рассказал о чудесах асептики у дантистов. Посокрушались совместно, что нет в жизни совершенства.

– Вам, собственно, можно и домой ехать, – разрешил Склифосовский. – Текучку и Семашко сделает. Не до нас сейчас.

– Что-то случилось экстраординарное?

Николай Васильевич засмеялся в кулак.

– Даже представить себе не можете. Вселенский скандал. В рубрике «Утренняя почта» газеты «Новое Время», ну где все официальные известия, в заметке о вдовствующей царице Марии Федоровне допустили опечатку.

– Ну и что? Это же не в энциклопедии перепутать ядовитые и съедобные грибы.

– Не скажите. Она в Финляндию поехала. Так вот в заметке о ее визите, опечатка и случилась. В слове «пребывание». Буква «Р» каким-то образом изменилась на «О».

Я с огромным трудом удержался от смеха. Аж слезы выступили.