— И что?
— Что, что. Согласен, вот что! Враг моего врага — мой друг, так? Записывай.
— Я запомню.
Маз недоверчиво покосился на сыщика:
— Как знаешь. Послезавтра, в четверг, в пассажирском поезде номер пять до Новониколаевска поедут грузины. Они повезут оружие — разобранные винтовки.
— Ого! Много?
— Двенадцать штук. Магазинки-трехлинейки и патроны к ним.
Новость была серьезная. Винтовки бандиты используют редко, их не спрячешь. Разве что если грабить где-нибудь в тайге, на большой дороге. Видимо, возле Новониколаевска готовилась крупная экспроприация.
— Это люди Ононашвили?
— Да.
— На какие фамилии у них документы, не знаешь?
Бакрадзе раздраженно ответил:
— Как русские говорят? Разжевать и в рот положить? Их будет пятеро, чай, найдете.
— Извини. Конечно, найдем. Еще что имеешь сказать?
— Я узнал, где прячется Гоги Иосишвили.
— А кто это? — опять невпопад спросил Лыков.
— Тот, кто ограбил и убил семью Егошиных.
— Я ничего про это не знаю, — признался коллежский советник. — Недавно приехал, еще не вошел в дела.
— Эх! А еще хочешь поймать Нико. Слушай и запоминай. Гоги — самый страшный человек во всем Иркутске. Когда я ушел от Нико, он меня заменил. До него самым страшным был я. Но Иосишвили много хуже, знай. Вот пример. Зимой на Нижне-Амурской улице перебили всю семью Егошина, он держал там мелочную лавку. Шел слух, что у хозяина водились деньги. И размозжили головы троим, а семимесячному ребенку перерезали шею.
Лыкову показалось, что он ослышался:
— Семилетнему?
— Семимесячному.
Мужчины помолчали, потом Бакрадзе продолжил:
— Я, конечно, бандит. На мне тоже кровь. Но я никогда не убивал детей. И те не хотели, которые грабили. Все отказались, среди них были и русские, и грузины. А Гоги зарезал. Вот сюда ткнул, в шею. Семимесячную девочку. Она же никак не могла быть свидетелем, да? За что ее в шею?
Лыков вынул книжку и записал. Потом сказал сиплым голосом:
— Хочу познакомиться с этим…
— Он живет в задних комнатах кофейни Попандопулоса.
Это все меняло. Кофейню пока трогать было нельзя, именно сюда должен явиться Азвестопуло.
— Расскажи мне про этого подонка.
— Подонок — это плохо? — уточнил грузин.
— Очень плохо.
— Да, Гоги такой. Он неожиданный человек, очень-очень опасный.
— Что значит неожиданный?
— А никогда не угадаешь, что он сделает через секунду. Иосишвили может говорить с тобой о водке или женщинах, спокойно так говорить и смеяться. Потом вдруг выхватить нож и сунуть тебе в сердце. Так он убил моего товарища Нодара Кваришвили. Гиги — абрек. Эй, ты на Кавказе был, слово «абрек» знаешь?
Лыков ответил:
— Знаю. Абрек — это «отчаянный». У него нет друзей на земле, только враги. И ничего святого тоже нет, абреку можно все.
— Правильно сказал, — одобрил Бакрадзе. — Гоги именно такой. Убей его, Лыков, только будь осторожен!
— Хорошо, Георгий. Ты сообщил ценные сведения. Что за них хочешь?
— Уехать из Иркутска, и чтобы меня не преследовали за прошлое.
— А что ты успел натворить?
— Тебе самому лучше не знать. Но у вас ничего нет на меня, я живу открыто, не скрываясь от полиции. Поверь: никто не даст показаний на Георгия Бакрадзе.
— Пусть так. Но ты сам должен дать показания на Николая Ононашвили. В суде, публично. Иначе твоим сведениям другая цена, много ниже.
Маз задумался.
— А по-другому нельзя? Я скажу в протокол, а потом уеду.
— Сначала можно так, — согласился сыщик. — Но потом, когда Нико станут судить, все равно придется выступить. Бумага — это всего-навсего бумага. Нико наймет адвокатов, те потребуют, чтобы ты лично подтвердил свои показания. А потом тебя попробуют убить.
— Я знаю, что попробуют, — вздохнул Бакрадзе и поднял на питерца глаза. Вид у него был затравленный. — Может, даже завтра. — Добавил сердито: — Такое могу сообщить, что Соломонычу — петля. То, что сам видел. А он в ответ расскажет обо мне, и тогда нам обоим виселица. И как быть?
— Не знаю, — честно ответил Алексей Николаевич.
Пора было расходиться. Тут бандит спохватился:
— Да, ты просил узнать насчет бабы. Я узнал.
— Про Ядвигу Космозерскую? Говори!
— Дело темное, в нем завязаны еще люди. Тебе надо познакомиться со Старжевским.
Лыков подумал секунду, вспомнил слова ротмистра Самохвалова и уточнил:
— С Евгением Бальтазаровичем Старжевским?
— Да. Это счастливец[33], еще он роет подкопы. Именно он подрыл городской ломбард. И тоже ничего с этого не получил. Теперь Старжевский ищет, кто взял его долю.
— И?
— И кое-что нашел, вот. Поговори с ним, только вежливо — Женя не любит грубости.
— А где мне его найти?
Бакрадзе опять рассердился:
— Какой ты сыщик — ничего не знаешь! Сыщик должен все знать. Старжевский сидит в здешней цинтовке, во второй камере.
— В Иркутском тюремном замке?
— Да.