Столица беглых

— Мне надо срочно с ним увидеться, — прервал разговор сыщик и бегом помчался на Знаменскую улицу.

Иркутский тюремный замок занимал целый квартал. Двадцать шесть корпусов и отделений! Лазарет на сто коек, собственный храм внутри… В лазарет сыщик прорвался, но к пострадавшему доктор его не пустил. Сказал, что жить тот будет, однако в ближайшее время свидания невозможны.

В приемном покое Лыков увидел заплаканную женщину средних лет.

— Это к раненому из второй камеры? — спросил он у санитара. Тот пояснил:

— Так точно, ваше высокоблагородие. Сожительница его, Дзюбы.

— Дзюбы? Он же Старжевский.

— Да мы знаем, — ухмыльнулся санитар, сам, по-видимому, из арестантов. — Всю подноготную счастливца могу вам привести. Просто когда его арестовали, он жил под фамилией Дзюба.

— А как зовут сожительницу?

— Кучерова Анастасия Васильевна. Так в пачпорте написано. А как на самом деле, сказать?

— Не надо. Что, ее тоже не пустили к раненому?

— И не пустят, — отрезал санитар. — Кто она ему? Не жена? Не жена. Тут строго, только законную родню пускают. До вечера пусть сидит, а потом я ее выгоню.

У Лыкова созрела мысль. Он подсел к женщине и показал ей свой полицейский билет. Та увидела чин и перепугалась.

— Вашество, что опять про моего супруга готовится? И так уже присудили четыре с половиной года арестантских отделений. А теперь, говорят, следствие ведут, хотят присудить подкоп под городской ломбард. Евгений Бальтазарович слабый здоровьем. Тут еще ножом его ткнул этот арнаут, раз в спину и другой — в бок. Едва не убил. Христа ради, оставьте вы супруга моего в покое!

— Он тебе не супруг, тебя к нему даже не пустят.

Баба на этих словах зарыдала в голос. Сыщик дал ей выреветься и сказал:

— Ты мой документ видела, я полицейский полковник из Петербурга. Сейчас распоряжусь, и тебя к Евгению Бальтазаровичу проводят. Ухаживать тоже позволят.

Кучерова быстро вытерла слезы и недоверчиво спросила:

— Позволят? А они вас послушаются?

— Еще как. А иначе со службы вылетят в два счета.

— Ой! Спасибочки, вашество. Я бы день и ночь возле него сидела, спала бы на полу, лишь бы при Жене быть. Правда, вы распорядитесь?

— Пошли к смотрителю.

Смотритель замка титулярный советник Терещенко, как увидел открытый лист питерца, тут же принял подобострастный вид. Лыков приказал поместить арестанта Старжевского в отдельную палату и разрешить сожительнице раненого за ним ухаживать. Уже через четверть часа все было исполнено.

Когда Алексей Николаевич собрался уходить, его остановила Кучерова:

— Господин полковник, я ведь понимаю, что вы не просто так, не из сочувствия помогаете. Что Женя за это будет должен?

— Правильно понимаешь, Анастасия. Я приду завтра, ближе к вечеру. Мне интересно знать, за что на твоего супруга напали. Еще хочу выяснить все про ограбление городского ломбарда три года назад. Пусть честно ответит на вопросы.

— Я передам ему, как только вернется в сознание. Он у меня умный, все поймет. С полицией надо дружить.

Лыков думал, что его приключения на сегодня закончились, но ошибся. Вечером он пришел на Шестую Солдатскую, сел ужинать и заметил, что Ядвига Андреевна сильно не в духе. Вина хозяйка не предлагала и глазки не строила, а нервно скребла вилкой по тарелке.

— Что случилось?

— Старжевского правда ранили?

— Правда.

— Тяжело? Он выживет?

— Доктор сказал, что определенно. Он потерял много крови. Но опасности для жизни нет.

— А кто это сделал?

— Арестант, сосед по камере, некто Дибель.

— За что он чуть не убил Евгения Бальтазаровича?

— Я не знаю, но будет назначено следствие, — ответил коллежский советник. Потом отодвинул тарелку и спросил, глядя вдове прямо в глаза: — Ты за него сильно переживаешь? Почему?

Что тут началось! Космозерская швырнула тарелку на пол и гневно закричала:

— Опять допрос?! Когда ты перестанешь лезть в мою частную жизнь? Это невыносимо!

— Но ты же сама просила защитить тебя, — стал оправдываться сыщик. — Вот я и стараюсь. Мне сказали, что Старжевский участвовал в том ограблении ломбарда. И я…

— Довольно! Я больше не желаю от тебя никакой защиты. И позабочусь о себе сама. Собери свои вещи и проваливай!

— Но, Ядвига, нельзя же поступать так безрассудно…

— Я сказала: проваливай! Убирайся из моего дома, шпик!

Лыков встал, как оплеванный, и отправился в комнату. Он ничего не мог понять. Какая муха укусила Ядвигу? С другой стороны, так даже лучше. История с пропавшими из ломбарда вещами — темная и тянется третий год. Она стоила уже несколько человеческих жизней. А у коллежского советника свое поручение, которое дай бог выполнить и уцелеть. Опека вдовы мешала главному делу, связывала сыщика по рукам и ногам. А теперь свобода! Он может заняться номерами для беглых и не подставлять голову под пули Вовки Чалдона. Вот и славно. Поэтому Алексей Николаевич быстро уложил чемодан и вышел на улицу. Его подружка стояла на лестнице, скрестив руки на груди. Она не сказала на прощание выгнанному любовнику ни слова.