— Конечно. Последний раз, когда он мне ленту вручал.
— Какую еще ленту? — уточнил Чалдон. Было странно видеть, что личность императора вызывает такой интерес у жутковатого бандита.
— Ну, орденскую. Ленту ордена Святого Станислава первой степени.
После этого маз зауважал сыщика еще больше.
Когда они подъехали к тюремным воротам, часовой отказался их впускать. Алексей Николаевич опять извлек свою волшебную книжицу. Стрелок вызвал начальника караула. Заспанный поручик с удивлением оглядел живописную группу и спросил:
— А вы кто?
— Читайте, там все написано.
— А эти?
— Эти со мной.
— Как же я их пропущу? — растерялся офицер. — По ним видать, что уголовные!
Лыков вынул открытый лист за подписью премьер-министра.
— Проводится очная ставка. Распоряжение самого Петра Аркадьевича. Быстро откройте дверь!
В результате под утро сыщик в компании бандитов оказался в палате Старжевского. Состоялось бурное объяснение. Лыков с интересом наблюдал, каким весом пользуется счастливец у фартовых. Евгений Бальтазарович убедил маза в два счета.
Закончив дознание, Чалдон-Чайванов протянул питерцу крепкую руку:
— Ну, полковник, в жисть не собирался я спасибо говорить фараону. Но теперь скажу.
— Значит, Ядвига может спать спокойно?
— Может.
— Ты учти, что люди Нико продолжат ее чернить.
— А зачем? — маз пожал плечами. — Ломбард брали мы. Счеты к Ядвиге были у нас. Кавказцы здесь никто, и звать их никак. Сейчас баба перед нами чиста.
— Пусть блатные узнают об этом, — попросил Алексей Николаевич.
— Сделаю.
— Поскорее бы.
— Щас брошу все дела и побегу твою бабу отмывать, — сердито огрызнулся Чалдон. — Ты тово… знай, с кем говоришь.
Лыков боком-боком выбрался в коридор и побрел к выходу.
Глава 14
Человек из прошлой жизни
Лыков с Франчуком уже сорок минут шатались по Хлебному базару, а Полубщиков так и не появлялся.
— Зайдем куда-нибудь, выпьем водки, — предложил Алексей Николаевич. — Обычно это помогает.
Они сунулись в квасную лавку на Преображенской. Надзиратель выразительно показал хозяину два пальца. Тот нагнулся и через полминуты поставил на прилавок пару оловянных стопок. Рядом примостил тарелку с холодной печенкой. Сыщики выпили, закусили, и Лыков бросил бумажный рубль. На лице содержателя мелькнуло удивление. Когда вышли, Франчук сказал питерцу:
— Роняете мой авторитет среди черного народа.
— Не надо было платить?
— Конечно, мы же полицейские.
— Ну извините, не подумал.
На этих словах питерца Федор Степанович вдруг замер и демонстративно отвернулся в другую сторону.
— Он?
— Так точно. У прилавка с дичью, в бурочных сапогах.
Лыков не спеша обогнул лоток, бросил беглый взгляд — и опешил. Он знал этого человека раньше! Через секунду память выдала фамилию.
— Иван Богданович, здравствуйте!
Седобородый благообразный мужчина лет шестидесяти пяти обернулся, увидел питерца, и его словно ударило током.
— Извините, вы меня путаете с кем-то.
— Немудрено, ведь с тех пор прошло двадцать шесть лет, — с нажимом произнес коллежский советник.
— Не понимаю, — бросил Полубщиков и попытался уйти.
Алексей Николаевич ухватил его за плечо:
— Значит, вы отказываетесь признавать, что ваше настоящее имя Иван Богданович Саблин?
— Я Полубщиков, у кого хотите спросите!
— Надзиратель, арестуйте этого человека и доставьте в участок, — распорядился питерец.
— Слушаюсь, ваше высокоблагородие. А в чем его обвинить?
— В присвоении чужого имени. Оформите арест и посадите в камеру, пусть подумает. К вечеру я с ним побеседую.
— Ваше высокоблагородие, жена у меня болеет, — взмолился артельщик. — Если я домой не приду, кто ей лекарство даст, кто накормит?
— Жена та же, прежняя? Авдотья?
Полубщиков-Саблин понурился и ответил шепотом:
— Она.
— Пошли к тебе домой, расскажешь. А меня тоже узнал?
— Узнал, Алексей Николаевич. Постарели мы оба, да…
Лыков отпустил надзирателя, и два давно не видевшихся человека побрели по улице.
— Рассказывай, как жил все эти годы, — потребовал сыщик. — Когда мы виделись последний раз, ты мне зубы заговаривал, а сволочь Елтистов в спину стрелял[38]
.— Неправда твоя, Алексей Николаевич. Понимаю, что ты мне не веришь, но вот святой истинный крест — нет там моей вины! Елтистову я велел в окно убраться. Отвлекал тебя, да. Но только чтобы помочь ему сбечь. А он, чурбан безмозглый, решил лобовский приказ исполнить. Сам пропал и мне жизнь поломал. Пришлось нам с Авдотьей из Нижней Кары бежать и по Сибири скитаться.
— Ладно, пускай будет так, как ты сказал, — примирительно махнул рукой сыщик. — Авдотья, когда я очнулся, то же самое поведала. Если заметил, я тогда весь Нерчинский каторжный район на уши поставил. А тебя не искал, отпустил.
— А что с Челубеем стало? Говорили, он при смерти?
— Выздоровел, черт мускулястый… Его я тоже отпустил, в Америку. Яков приезжал шесть лет назад, он теперь у американцев вроде адмирала.
Саблин остановился и жалобно посмотрел на Лыкова:
— А меня? Можно меня второй раз отпустить?
— Нет. Теперь другой расклад, ты мне нужен для дела.