В Петербурге учредили «строгую комиссию о живущих безбрачно». Комиссия обвенчала профессора астрономии Попова и асессора мануфактур-коллегии Ладыгина с обольщенными ими девицами. Разгромили тайный публичный дом Дрезденши (видимо, кличка).
Нравы были самые непосредственные. Вот жена прапорщика Ватазина хлопочет о чине коллежского асессора для своего мужа: «Умились, матушка, прикажи указом. А я подведу вашему императорскому величеству лучших собак четыре: Еполит да Жульку, Женету, Маркиза. Ей-богу, без милости не поеду».
Кражи, взятки и лихоимства царили всюду. Сенат постановил менять воевод через пять лет, оставляя лишь тех, кто ни в чем абсолютно не заподозрен. Причем об оставлении последних должны были спрашивать мнение у местных помещиков. Но постановление Сената не исполнялось.
Известного разбойника Ваньку Каина полиция завербовала в агенты. Он мог брать людей под арест, а полиция и солдаты обязаны были ему всячески содействовать. И стал Каин арестовывать сыновей богатых раскольников, получая за них выкуп. Прознав это, раскольничья комиссия потребовала Каина к допросу, но он подкупил подьячих, и документы в Сыскной приказ отправили из комиссии только через три года.
Современник императриц Анны и Елизаветы майор Данилов, рассказывает, что в его время был казнен на площади разбойник князь Лихутьев: «голова его взогнута была на кол».
Разбои и грабежи тогда сильно распространились в самом Петербурге. Так, в лежащих кругом Фонтанки лесах укрывались разбойники, нападая на прохожих и проезжих. Фонтанка в то время считалась вне черты города. Дом графа Шереметева полагался загородным, как и дом графа Апраксина, где жил Апраксин, когда был сослан с запрещением въезда в столицу; сюда к нему съезжались друзья веселиться и пировать. Полиция обязала владельцев дач по Фонтанке вырубить леса, «дабы ворам пристанища не было», то же самое распоряжение о вырубке лесов последовало и по Нарвской дороге, на 30 саженей в каждую сторону, «дабы впредь невозможно было разбойникам внезапно чинить нападения». Были грабежи и на «Невской перспективе», так что приказано было восстановить пикеты из солдат для прекращения сих «зол». Имеется также известие, что на Выборгской стороне, близ церкви Сампсония, в казачьей слободе, состоящей из 22 дворов, «разные непорядочные люди» имели свой притон. Правительство сделало распоряжение перенести эту слободу на другое место.
Бывали случаи грабительства также в Петербурге, которые названы «гробокопательством». Так, в одной кирхе оставлено было на ночь тело какого-то знатного иностранца. Воры пробрались в кирху, вынули тело из гроба и ограбили. Воров отыскали и казнили.
Для прекращения разбоев правительство принимало сильные меры, но меры эти не достигали своей цели: разбойников преследовали строго, сажали живых на кол, вешали и подвергали другим страшным казням, а разбои не унимались. В то время начальником Тайной канцелярии более семнадцати лет был А. И. Ушаков. Клеврет Бирона безжалостно проливал человеческую кровь с бессердечностью палача, присутствуя лично на жесточайших истязаниях. Наказывал он не только престарелых или несовершеннолетних, но и больных, даже сумасшедших. В царствование Анны Иоанновны одних знатных и богатых людей было лишено чести, достоинств, имений и жизни и сослано в ссылку более 20 000 человек. Одно подозрение в поджоге тогда неминуемо влекло смерть. Так, по пожару на Морской улице Тайная канцелярия признала поджигателями, «по некоторому доказательству», крестьянского сына Петра Петрова, называемого «водолаз», да крестьянина Перфильева; их подвергли таким тяжким смертным пыткам, что несчастные, «желая продолжать живот свой», вынуждены были облыжно показать, будто их подучали к поджогу другие люди, которые на самом деле не были причастны. В конце концов Петрова и Перфильева сожгли живыми на том месте, где учинился пожар.
Рассказывает англичанин Дж. Кук:
«Были схвачены трое поджигателей — двое мужчин и одна женщина. Через несколько дней я видел, как их казнили на руинах Морской. Каждый из мужчин был прикован цепью к вершине большой вкопанной в землю мачты; они стояли на маленьких эшафотах, а на земле вокруг каждой мачты было сложено в форме пирамиды много тысяч маленьких поленьев. Эти пирамиды были столь высоки, что не достигали лишь двух-трех саженей до маленьких помостов, на которых стояли мужчины в нижних рубашках и подштанниках. Они были осуждены на сожжение таким способом в прах.