Столкновение

— И как человеку, и как писателю, — продолжает Семенов, — очень много мне дала журналистика. И сегодня временами тянет отложить в сторону рукопись повести или романа и поработать на газету. Журналист фиксирует факт, осмысливает его, идет по горячему следу… Законы работы у политического репортера и у писателя, пишущего на те же темы, одинаковые. Анализ прессы, определение темы, тенденции, направления, выработка стратегии поиска, нахождение нужных людей, умение войти с ними в контакт и разговорить их, работа с фактами и, наконец, организация собранного материала в статью, дневник, книгу…

Как журналист я работал на Памире, в МУРе, летал в Якутск, Пекин, Владивосток, Душанбе. Навсегда благодарен «Правде» за то, что был командирован к бойцам Вьетнама, партизанам Лаоса, в Никарагуа, Анголу, Мозамбик…

А. Ч.А когда возникла идея написать «политические хроники»?

Ю. С.К теме революции привели меня журналистские дороги. Стержень, какое-то предчувствие темы уже жило во мне, нужна была еще и внешняя побудительная причина. Однажды, по командировке «Огонька», я оказался в Красноярске, и ребята из областного архива, куда я «намылился», памятуя о своем историческом образовании, в буквальном смысле слова высыпали мне на стол неразобранные документы — сотни писем ссыльных большевиков. И я прикоснулся к святому…

Оттуда улетел на Дальний Восток, где во времена революции работали В. К. Блюхер и П. П. Постышев. Вспомнил и ленинские слова: «…ведь Владивосток далеко, но ведь это город-то нашенский…» Мне захотелось понять события 1921 года, историю создания «буферного» государства ДВР, проанализировать, каким образом была проведена американцами и японцами операция по оккупации Владивостока, что предшествовало освобождению города от белогвардейцев и интервентов.

Дело оставалось за малым: мне нужен был герой. Его следы я увидел вначале в одном документе. Постышев пишет Блюхеру и Краснощекову: «В. К.! Я вчера через нейтральную зону забросил во Владивосток человека, присланного ФЭДом [8]. Очень молод, производит прекрасное впечатление, интеллигентен, знает иностранные языки».

Позже наш прекрасный писатель Всеволод Никанорович Иванов — в начале двадцатых годов редактор газеты во Владивостоке — рассказал мне, что у него работал ответственным секретарем блестящий молодой человек, этакий красавец лет двадцати, прекрасно изъяснялся по-английски, по-французски, по-немецки. А потом, когда пришли красные, его видели вместе с Уборевичем в театре на «Борисе Годунове». А после он исчез… Так я нашел подтверждение записки Постышева; оставалось только дать моему герою имя.

Всеволод Владимиров, он же — Исаев.

Бывает так: полюбишь героя и никак не можешь расстаться с ним. Так вышло и у меня с Исаевым. Дело, однако, не только в авторской любви. Люди поколения Исаева, и таких было много, прошли через важнейшие события XX века. То, что Исаев стал героем двух больших циклов романов «Альтернатива» и «Позиция», ни в коей мере не есть натяжка: я не грешу против истины, ибо пишу о возможных вариантах одной судьбы.

Роману Кармену принадлежит следующее размышление о любимом герое Ю. Семенова Исаеве — Штирлице: «От романа к роману Ю. Семенов прослеживает становление и мужание Максима Исаева, коммуниста, солдата, антифашиста. Мы видим Исаева — Штирлица во время гражданской войны в Испании; в дни боев под Уэской и Харамой мы с Михаилом Кольцовым встречали таких Штирлицев — замечательных дзержинцев, принявших бой с гитлеровцами, первый бой, самый первый. Читатель будет следить за событиями, разыгравшимися в тревожные весенние дни сорок первого года, когда Гитлер начал войну против Югославии, — роман «Альтернатива», написанный Ю. Семеновым в Белграде и Загребе, открывает множество неизвестных доселе подробностей в сложной политической структуре того периода; мы видим Штирлица в самые первые дни Великой Отечественной войны, мы встретимся с ним в Кракове, обреченном нацистами на уничтожение, мы поймем, какой вклад внес Штирлиц в спасение этого замечательного города, помогая группе майора Вихря, мы следим за опаснейшей работой Штирлица в те «семнадцать мгновений весны», которые так много значили для судеб мира в последние месяцы войны, когда я, фронтовой киножурналист, шел с нашими войсками по дорогам поверженного рейха»…

Его книги бескомпромиссны в отстаивании идейных позиций антифашизма.

«Распространенное мнение, что труд историка — труд кабинетный, тихий, спокойный, — мнение отнюдь не верное. Историк подобен хирургу, зодчему, военачальнику — он всегда в поиске, он ощущает в себе страстное столкновение разностей, из которых только и может родиться единая и точная концепция того или иного эпизода истории…