Столкновение

— Брось, Серега, пустое это. А Валентина где?

Березин кивнул в сторону компании студентов Академии, расположившихся через два столика от них. Там же была о чем-то выспрашивающая, неугомонная любопытная «сорока» Валя. Страстно желающая узнать подробнее, что за монумент установлен у Золотого моста. Наивная, простодушная Валя. Кто ж знал, что под мантиями студентов, неотличимых на первый взгляд от крыжопольской родни и сватов рязанских, окажутся отпрыски знатных аристократических родов. Подпив хмельного, они, видимо, уже не могли тщательно скрывать эмоции. Без сомнения, аристократы признали в соседях землян. Да и не признать было бы трудно. Другие манеры, раскрепощенность в общении, запредельное, нескрываемое любопытство, опять же стиль одежды. В общем, выделялись наши «белые вороны» на фоне местных радикально, потому и не вписались в общий «курятник».

Что они там говорили Валентине, за общим шумом Вадим не слышал, но, даже не являясь аховым менталистом и разумником, ощутил такую волну «помоев», накрывшую его с головой, что нестерпимо захотел под тугие струи душа. Немедля смыть с себя нечистоты брезгливости и презрения. До чеса в пятках свербело желание пришлепнуть засранцев, всех и разом.

Волевым усилием подавив приступ черного гнева, Вадим выложил на столик деньги за ужин и тоном, не терпящим возражений, буркнул Сергею:

— Забирай Валентину, и пойдем отсюда!

Вадим вышел первым, следом Серега тащил ничего не понимающую жену, тараторившую один вопрос за другим, со скоростью, не допускающей ответов:

— А почему мы так быстро? А зачем? Что случилось? А мы теперь в общагу или куда?

Последний вопрос все же удостоился ворчливого ответа:

— Да хоть вон туда, — Вадим указал в сторону широкой каменной лестницы, ведущей вниз, к набережной, — там скамейки и народу меньше.

Спустившись, друзья устроились на первой же свободной скамье. Возмущенная Валя наотрез отказалась садиться рядом с бякой Беловым и устроилась на другом конце скамьи. Муж виновато посмотрел на друга.

— Чего вылупился? Проваливай к своей ненаглядной, молодожен! — с явно наигранным упреком отпустил его Вадим.

Теперь «голубки» о чем-то заговорщически шептались, выясняя, какая стервь посмела цапнуть Белова за причинное место. Али чай отравился, болезный, кикирейскими птичками? Несчастненький. Можа, какое противоядие ему вколоть?

Пытаясь успокоиться, Вадим вытянул ноги и, удобно устроив голову на округлой, внушительной спинке скамьи, уставился в ночное небо. Ах, что это было за небо! Взгляд буквально утонул и растворился в бездонном звездном океане. Не бывает на Земле такого яркого, объемного и цветного ночного неба, разве что высоко в горах, где к звездам ближе. Взгляд восторгали радужные туманности, причудливо расплывшиеся силуэтами мифических существ, свитые спиралевидные галактики, такие далекие и близкие одновременно, будоражащие воображение скопления миллионов маленьких и больших «солнц», собранных в неизвестные землянину созвездия. Лепота! Прекраснейший мир, необычный, загадочный и…

Бли-ин! Мысль о людях сломала всю возвышенную упоенность созерцанием небесной феерии. Да-а, прекрасный-распрекрасный мир… и люди здесь чуткие, добрые, прямо лапочки… Вадим зябко повел плечами и нехотя оторвался от любования звездами, рассеянным взглядом окинул набережную. Ничего особенного: прогуливались парочки и небольшие компании с виду вполне обычных людей. Черт… чехарда мыслей и событий последних месяцев завертелась в его мозгу дикой каруселью. Сознание выхватывало из хаоса мельтешащих пазлов нужные и собирало общую картину. Этой не располагающей к умозаключениям, праздничной для города ночью на Белова обрушилось понимание, почему его седалищный нерв постоянно искал на себя любимого приключений. Настроение, бывшее заоблачно возвышенным, в один миг рухнуло, пробив мостовую и застряв где-то ниже городского коллектора. На душе было неимоверно гадко. Сегодняшний ментальный инцидент в ресторане единым жирным мазком сделал картину узнаваемой.

Люди, люди! Скажите, как в такой обстановке не заработать комплекс неполноценности? Когда чувствуешь нечто, а понять это нечто не можешь. О себе любимом думалось почему-то в третьем лице. Может, это мудрая психика щадит рассудок?

Он тут который месяц сворачивал мозги в поисках ответов, а истина — вот она, болтается на поверхности простым тем самым, что никогда не тонет. И просто все, как то самое: их, пришельцев, здесь считали людьми второго сорта!