Столп огненный

К его облегчению, стражники нисколько не интересовались поимкой беглецов от правосудия. Да, они неодобрительно оглядели троицу друзей – те по-прежнему носили одежду, в которой два года назад поднялись на борт «Хосе и Марии», – но когда Барни назвался родичем Яна Фольмана, всякая подозрительность пропала без следа. Им даже объяснили, где живет Фольман, – рядом с собором, чью колокольню беглецы видели с реки.

Остров, на котором стоял город, обрамляли узкие и длинные доки, а поперек оживленных улиц тянулись извилистые каналы. Эбрима думал о том, как неведомый ему Ян Фольман встретит двух нищих родичей и африканца в придачу. Таких гостей никак не назовешь долгожданными и желанными.

Дом Фольмана, высокий и красивый, стоял в переулке. Барни нерешительно постучал; на стук вышли слуги, встретившие чужаков настороженно. Однако затем появился сам Ян и поспешил обнять родственников.

– Ты так похож на моего отца, – сказал он Барни. – Я помню его молодым.

У самого Яна были рыжие волосы и золотисто-карие глаза Уиллардов.

Они не сговариваясь решили не делиться с Фольманом подробностями своего бегства из Кортрейка, сказали вместо этого, что дезертировали из испанской армии, устав ждать обещанную плату. Ян как будто поверил; по его виду можно было подумать, что он одобряет, когда солдаты, которым не платят, сбегают со службы.

Он накормил их хлебом и холодным мясом и угостил вином. Потом заставил вымыться и выдал каждому во временное владение по чистой рубахе, потому что, как он сообщил с подкупающей откровенностью, от них воняло.

Эбриме прежде не доводилось бывать в таких домах, как дом Яна. Нет, дом был не слишком велик, чтобы его именовали дворцом, несмотря на обилие комнат, в городском-то жилище. Однако все комнаты изобиловали дорогой даже на вид мебелью и всевозможными диковинками – высокими зеркалами в рамах, турецкими коврами, цветным стеклом из Венеции, музыкальными инструментами, красивыми глиняными кувшинами и блюдами, которые, похоже, предназначались для любования, а не для пользы. Картины на стенах тоже поразили Эбриму. Голландцам, по-видимому, нравилось изображать людей вроде самих себя, отдыхающих за книгами, картами или музыкой в помещениях наподобие тех, в которых проживали они сами; казалось, собственные жизни для них куда интереснее и познавательнее жизней библейских пророков и всяких легендарных личностей, обычных героев испанского искусства.

Эбриме выделили комнату поменьше, чем Карлосу и Барни, но к слугам спать не отправили, и из этого африканец заключил, что Ян толком не понимает, как к нему относиться.

Вечером они сели за столом со всей семьей Яна – женой Хенни, дочерью Имке и тремя малолетними сыновьями, Фрицем, Джефом и Даном.

Говорили на смеси языков. На юге и на западе Нидерландов в основном общались по-французски, а еще в ходу было множество местных наречий. Кроме того, Ян, подобно многим торговцам, владел начатками сразу нескольких языков, включая испанский и английский.

Имке, семнадцатилетняя дочь Яна, прелестная, златовласая, с широкой счастливой улыбкой, выглядела молодым двойником своей матери. Она сразу положила глаз на Барни, и Эбрима заметил, что Карлос разозлился, но состязаться тут было бесполезно. На губах Барни играла дерзкая усмешка, которая разила девиц наповал. Если бы его спросили, Эбрима сказал бы, что из упорного и привычного к труду Карлоса выйдет хороший муж, но юным девушкам обычно недостает мудрости, чтобы это осознать. Самому Эбриме до юных красоток дела не было, зато ему приглянулась Хенни, радушная, умная и добрая.

Хенни спросила, как они вообще очутились в испанской армии, и Эбрима начал рассказывать, мешая испанские и французские слова с теми немногими местными словечками, какие успел выучить. Он старался рассказывать живо, и вскоре все за столом заслушались. Эбрима упомянул о новой печи, не преминул дать понять, что делит с Карлосом честь этой придумки. Объяснил, как поток воздуха заставляет железо плавиться в огне и вытекать по желобу, из-за чего такая печь способна производить до тонны металла в день. Ему показалось, что Ян, тоже внимавший рассказу, посматривает на него с уважением.

Фольманы были католиками, но ужаснулись тому, сколь безжалостно севильские церковники обошлись с Карлосом. Ян сказал, что в Антверпене ничего подобного просто не могло бы произойти. Эбрима не мог не задаться вопросом, так ли это, ведь церковью в обеих странах правит один и тот же папа.

Описание новой печи привело Яна в восторг. Он заявил, что Карлосу и Эбриме нужно встретиться с его основным поставщиком металла Альбертом Виллемсеном – и как можно скорее, прямо завтра.